Картер Браун - Жена на уик-энд

– Но это же крах для всех нас! – воскликнул он. – Газеты повсюду раструбят эту сенсацию. "Глоуб" окажется в кармане у Фергюсона!

– Чему суждено быть, того не миновать, – философски заметил я.

Я допил виски, встал и положил перед мистером Анселем свою визитную карточку.

– Если вам вдруг придет в голову какая-нибудь дельная мысль, Мюррей, обязательно позвоните мне, хорошо?

– Непременно, Дэнни, – сказал он упавшим голосом. – Хотя, видит бог, в голове у меня сейчас гуляет ветер.

Уже на пороге бара я оглянулся и остался весьма доволен видом Анселя. Он тупо смотрел в пустоту, напрочь забыв о своей улыбке.

* * *

Домой я вернулся в обеденное время, но, не чувствуя голода, ограничился стаканчиком вина. Однако спустя примерно полчаса желудок напомнил о себе, и я вынужден был отправиться на поиски съестного. Плотно перекусив в итальянском ресторанчике на углу, я вернулся к себе на квартиру, где собирался насладиться вечерним отдыхом. Как всегда, компанию мне должны были составить проигрыватель и бутылочка виски.

Уже в сумерках я позвонил Нине Норд – сам не знаю, с какой целью.

– Вас беспокоит Дэнни Бойд.

– Что вам угодно? – холодно ответила она.

– Хочу поговорить с мистером Пеллем. Потрудитесь передать ему трубку.

– Он не собирается говорить с вами.

– Сожалею, если подойти к телефону ему мешает перебитая нога...

– Ему мешает гордость. Он известный актер и не собирается вести разговоры со всякими наемными сыщиками.

– Ну и черт с ним, – сказал я снисходительно. – Тогда вам придется кое-что передать ему от моего имени. Спросите его, видел ли он в последнее время Фредерика Рэндольфа. Если он ответит отрицательно, скажите, что меня это вовсе не удивляет, поскольку, по моим предположениям, Рэндольф мертв.

Молчание длилось целую минуту. Потом Нина вновь взяла трубку.

– Вы рехнулись! – бросила она. – Петер не знаком с человеком, носящим такое имя.

– Пусть поинтересуется у Карен Ваносса.

– Сейчас я передам ему.

– Одну секундочку... Вы еще не порвали с театром?

– Не понимаю, о чем вы!

– Вы могли бы с успехом выступать в цирке. Вам прекрасно удается стойка на голове. С такими ногами вы будете иметь грандиозный успех.

Из трубки на меня полился такой поток проклятий, что я был вынужден на время отложить ее в сторону. Затем звук пропал – очевидно, Нина Норд расколола телефон о стену.

Я подошел к окну и принялся лениво любоваться ночным пейзажем Нью-Йорка. Если моя версия о насильственной смерти Фредерика Рэндольфа верна, кое-какие из причастных к ней людишек сейчас забегают, как муравьи в горящем муравейнике. Главное, напугать их и заставить действовать – не важно даже как. Не исключено, что в ближайшее время мне нанесет визит кто-нибудь из моих бывших клиентов.

Однако миновал час, а никто даже не побеспокоил меня. Я уже решил пораньше лечь спать, но мне помешал звонок в дверь. Воображение услужливо подсказало два взаимоисключающих варианта. Первый, наименее приемлемый: оживший труп Фредерика Рэндольфа явился требовать справедливости. Второй, весьма желанный, но еще более фантастический: кордебалет французского театра, гастролирующего в Нью-Йорке, не смог найти себе место в гостинице и в полном составе прибыл на ночевку ко мне.

Понимая, что истина, как всегда, где-то посередине, я открыл дверь.

– Это вы во всем виноваты! – раздался возмущенный вопль, и острый край дамской сумочки заехал мне в грудь.

Нина Норд ворвалась в мою комнату, как тайфун, и я смог догнать ее только в гостиной. Сейчас она напоминала богиню мщения, какой ту изображают провинциальные театры: волосы развеваются, точно змеиные хвосты; по щекам течет яд, а не слезы; глаза мечут молнии. Здесь, правда, сразу обозначилось несоответствие – молнии мог метать только один глаз. Второй, заплывший лиловым синяком, не открывался.

– Чтоб вам подохнуть! Чтоб вам пусто было! Мерзавец! – она бросилась на меня, намереваясь вцепиться ногтями в лицо, но я успел схватить ее за запястья.

– Спокойней, крошка! – я слегка встряхнул ее. – Что случилось?

Потеряв способность царапаться, Нина принялась лягаться и, надо сказать, довольно успешно. Все это сопровождалось серией не весьма приятных эпитетов.

– Жаба! Змея! Скотина! Вы разбили мою жизнь!

Я резко оттолкнул Нину от себя, и она, перелетев через всю комнату, плюхнулась в кресло. Это позволило мне получше разглядеть ее.

На Нине было легкое зеленое платье, подол которого украшала бахрома из бисера. Я уже собирался сделать комплимент, как она вновь завела свою волынку:

– Гнусный лжец! Чудовище! Вы навсегда поссорили меня с любимым человеком!

Продолжая вопить, она глянула по сторонам, разыскивая какое-нибудь оружие. На глаза попалась тяжелая каменная статуэтка, изображавшая какого-то африканского божка, и, схватив ее, Нина кровожадно прошипела:

– Сейчас я проломлю вам череп! А мозги скормлю уткам в Центральном парке!

Вес и форма статуэтки делали угрозу вполне реальной. Замахнувшись, Нина бросилась на меня. Увернуться было некуда, и единственное, что я успел сделать, – прикрыть руками голову. Раздался страшный грохот, словно из моей гостиной стартовала ракета. Удивившись тому, что еще жив, я открыл глаза.

Первое, что я заметил, было опрокинутое кресло и задравшийся ковер. А где же Нина? Неужели она унеслась в космическую даль? Однако моя незваная гостья была здесь. Более того, она приняла свою излюбленную позу – головой в диванные подушки, а ногами кверху. Теперь весь ее наряд от пупа до пяток составляли только узенькие зеленые трусики. Бисерная бахрома билась где-то на уровне груди.

Я осторожно приблизился к ней и помог принять менее пикантную, но более пристойную позу.

Неожиданный кульбит не только не успокоил, но еще более разъярил ее. Не зная, на ком выместить свою ярость, она принялась в истерике колотить об пол каблуками туфель. Укладка паркета стоила немалых денег и, памятуя об этом, я вскинул Нину на плечо и понес в ванную. Ледяная вода не однажды помогала мне успокоить и не таких задир.

Нина вопила до тех пор, пока я не сунул ее под холодный душ, и чтобы сохранить дыхание, ей пришлось замолчать. Минут пять я подставлял ее под поток воды то одним, то другим боком, но вскоре сжалился и закрыл кран.

– Вот вам чистые полотенца, – я постарался изобразить себя гостеприимным хозяином. – Можете оставаться под душем и дальше, а можете и вытираться. Не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома.

Плотно закрыв за собой дверь, я вернулся в гостиную, приготовил два больших стакана виски и стал ждать.

Спустя минут пять из ванной появилась обворожительная женщина в белом парео. Роль парео играло мое купальное полотенце, завязанное узлом на груди. Женщина не шла, а плыла в медленном грациозном танце. Скоро мне стала ясна причина этого весьма экзотического способа перемещения – при более быстрых движениях узел на груди развязывался, грозя обнажить эту самую грудь, а при обычной походке, когда колени свободно выкидываются вперед, и без того короткое полотенце так и норовило задраться повыше.