Жан-Патрик Маншетт - Сколько костей!

– Он не умрет, – заметил я. – Они успеют сделать ему переливание. Он выкарабкается.

– Мой дядя был в Дранси, – сказал Хейман довольно спокойным голосом. – В то время, когда он был в Дранси, умерла его мать. Он попросил, о Господи, это поразительно, он попросил разрешения, чтобы его отпустили на похороны, и он дал честное слово, что вернется назад. Подождите, не смейтесь, смеяться будете позднее. Представьте себе, что его отпустили, и он провел три дня на свободе. А сейчас держитесь, чтобы не упасть, потому что он вернулся... Вы можете себе это представить, он вернулся в Дранси! Его уже там никто не ждал, но он вернулся, и его отправили в Германию. А там его отправили в крематорий, идиота. Нет, я предпочитаю евреев следующего поколения, тех, у кого много автоматов, колючей проволоки и мощная авиация. – Он тихо хихикнул. – Между мной и моим дядей всего десять лет разницы, Тарпон, но я не овечка и не баран, и я бы убивал немцев. Я даже был марксистом. Я читал о роли насилия в истории и со многим согласен. Я умею пользоваться ружьем, и сегодня я стрелял.

– Вы не могли бы остановиться у обочины? – попросила Шарлотт. – Дальше машину поведу я.

– Нет, спасибо. Все хорошо. Я уже успокоился.

Некоторое время мы все трое молчали. При подъезде к Парижу мы, по указаниям Шарлотт, повернули на восток, а затем по кольцевой дороге доехали до Венсенских ворот. Некоторое время спустя мы повернули на небольшую улочку неподалеку от площади Насьон, где и припарковались. Было восемнадцать часов, шел дождь и дул холодный ветер.

Шарлотт отправилась к булочнику, у которого ее приятель всегда оставлял ключ, когда уезжал. По дороге она купила в газетном киоске последний номер "Монд" и "Франс суар". Мы поднялись пешком на третий этаж. Шарлотт покашливала и непрерывно курила "Житан" Хеймана.

У приятеля Шарлотт, которого звали Жюлем, была элегантная трехкомнатная квартира, где царил откровенный беспорядок. Больше всего в жизни его интересовали путешествия в разные страны мира, и он объездил уже весь свет, но оставалось еще девятнадцать стран, в которых он никогда не был. Его приводило в негодование, что ежедневно на карте появлялись новые страны, добившиеся независимости. В Париж он должен вернуться в конце следующей недели, так что у нас было время.

– Он кинорежиссер, – объяснила Шарлотт. – Снимает короткометражные и телевизионные фильмы и делает рекламу.

Она обнаружила в квартире начатый блок "Житан" и открыла пачку. Хейман включил портативный радиоприемник. Я пролистал "Франс суар" и нашел пять строчек, посвященных таинственной аварии "пежо" неподалеку от Мелана. В салоне "пежо" был обнаружен труп. О том, что машина принадлежала мне, ничего не говорилось. В "Монд" была заметка из восьми строк о смерти Мадрье и о том, что полиция разыскивает меня, чтобы допросить.

– Возможно, теперь они разыскивают нас троих, – сказал я. – Кто-то охотится за нашей шкурой, но пока вся эта история остается для меня загадочной.

Я навел порядок на низком столике со стеклянной крышкой и выложил на него различные интересные предметы: "кольт" сорок пятого калибра и его глушитель; чешский пистолет калибра семь – шестьдесят два; пистолет Мадрье и пистолет типа со спущенными кальсонами; ружье Хеймана; боеприпасы типа в кальсонах и его бумажник.

– Я приму ванну, – заявила Шарлотт.

– Здесь найдется что-нибудь выпить? – спросил Хейман.

– На кухне. В боковом шкафу.

– Спасибо.

Хейман вышел из комнаты. Я посмотрел на Шарлотт.

– Очень сожалею, – произнес я.

– Я пойду мыться, – ответила она.

Она вышла из комнаты, и несколько секунд спустя я услышал шум воды, наполнявшей ванну. Я выложил на столик содержимое бумажника типа со спущенными кальсонами: удостоверение личности на имя Лионеля Константини сорока четырех лет. Водительские права на имя Лионеля Константный. Водительские права на имя Антуана Шотара. Водительские права на имя Луи Лопеса. Техталон на имя Антуана Шотара на "пежо". Визитная карточка некоей Рене Музон, замусоленная и с загнутыми краями от длительного пребывания в бумажнике. Номер телефона напечатан красным шрифтом и помещен под именем, набранным рельефными буквами.

Между тем Хейман вернулся в комнату с тремя пустыми стаканами и бутылкой водки "Бизон Брэнд", настоянной на травах. Он со вздохом опустился на канапе, обтянутое рыжей кожей, поставил стаканы на столик и налил себе приблизительно двадцать сантиметров водки. Он предложил мне жестом последовать его примеру, красноречиво выпятив большой палец. Я так же, жестом, ответил, что не возражаю, но не так много. Хейман обслужил меня.

– В котором часу появится ваш тип? – спросил я.

– Какой тип?

– Капитан Мелис Санс.

В течение секунды он казался совершенно растерянным.

– Ах да! Вечером, после семи.

Из ванной донесся приглушенный грохот, словно Шарлотт уронила мягкий душ. Хейман, не поворачивая головы в сторону ванны, спросил:

– Она не покончит с собой?

– Вы совсем спятили, – ответил я.

– Простите меня.

Он залпом осушил стакан и налил в него новую порцию.

– Простите меня, – повторил он.

– Это мерзко и гнусно, – проговорил я, – но не стоит ни преувеличивать эту драму, ни умалять ее.

– О'кей, – сказал Хейман, – о'кей, Тарпон. – Хорошо. Только, не выходите из себя.

– Я и не выхожу, – заорал я, надкусив зубами стакан с водкой, так что стекло треснуло. Я быстро выплюнул его на палас и поставил стакан на столик, расплескав водку.

– Черт! – рявкнул я.

Хейман взял разбитый стакан, выбросил его в мусоропровод, а мне принес другой и налил в него водки.

– Проблема с деньгами, – заметил он. – У меня всего пятьдесят франков с собой, а у вас?

– У меня две тысячи пятьсот франков Каспера и шестьсот франков того типа, которого вы ранили. На первое время нам хватит. Идем?

– Идем.

Хейман осушил стакан. Я постучал в дверь ванной.

– Да?

– Мы ненадолго, выйдем, – крикнул я. – Вернемся через час или два, надеюсь. Постарайтесь уснуть, хорошо?

– Хорошо.

– Пока.

– Пока.

Мы сели в "аронду". На улице окончательно стемнело, дождь шел, не переставая, было холодно и ветрено.

На дорогах было много машин, и мы несколько раз попадали в пробки, так что на площади Бастилии, расположенной по соседству, мы оказались только двадцать минут спустя. Припарковав машину, мы поднялись на четвертый этаж обшарпанного дома. Дверь нам открыл капитан Мелис Санс.

Это был мужчина лет шестидесяти, невысокого роста, широкоплечий и круглолицый, с белобрысыми волосами. На нем были французские джинсы плохого качества, хлопчатобумажная клетчатая рубашка с вытертыми воротником и манжетами и шерстяная куртка с заплатами на локтях. Они с Хейманом обменялись несколькими фразами на испанском. Капитан проводил нас в небольшую комнату, и мы сели на стулья.