Микки Спиллейн - «…И аз воздам»

Парень был мертв. Он раскинулся на полу, его мозги на ковре; в руке у него был мой пистолет. Я тер лицо, стараясь отделаться от овладевшего мной дурмана; полицейские тормошили меня. Один тянул за руку выкрикивая вопросы, другой энергично охаживал меня мокрой тряпкой, пока я не пробормотал:

— Прекратите, черт бы вас побрал!

Тогда один из них рассмеялся и пихнул меня обратно на кровать.

Я не мог шевелить мозгами, не мог ничего вспомнить. Я был как сжатая до отказа пружина. Я видел только мертвеца посреди комнаты и свой пистолет. Мой пистолет! Кто-то сгреб меня, придал мне вертикальное положение, и вопросы посыпались один за другим. Это было уж слишком. Я кого-то лягнул — толстая физиономия в шляпе выпала из поля зрения, взвыла, и все перевернулось вверх тормашками. Раздался гогот, и кто-то сказал:

— Ну я его успокою!

Но, прежде чем он приступил к делу, отворилась дверь и стихло все, кроме тихих стонов; я понял, что пришел Пэт.

Мой рот открылся, и мой голос произнес:

— Старина Пэт, ты всегда приходишь на выручку.

Его голос не был дружелюбен:

— Самое подходящее время надираться! Кто-нибудь его трогал?

Никто не ответил. Толстяк в шляпе плюхнулся в кресло и застонал.

— Он ударил меня, этот сукин сын ударил меня… Вот сюда.

Другой голос сказал:

— Правда, капитан. Начальник полицейского участка допрашивал его, а он его лягнул.

Пэт наклонился ко мне:

— Ладно, Майк, вставай. Давай поднимайся.

Он ухватил меня за руку и придал моему телу сидячее положение.

— Черт возьми, как мне плохо, — сказал я.

— Боюсь, что сейчас будет еще хуже. — Он взял мокрую тряпку и передал ее мне. — Вытрись, ты черт знает как выглядишь.

Я приложил тряпку к лицу. Пелена в голове начала рассеиваться. Когда головокружение прекратилось, меня подняли и втолкнули в ванную. Холодные струйки душа иголками впивались в кожу, и я наконец осознал, что я живой человек, а не воспаряющая душа. Я собрал все силы в кулак и выключил душ. Пэт влил в меня стаканчик дымящегося кофе. Я попытался ему улыбнуться поверх стаканчика, но в моей улыбке не было веселости, а уж в тоне Пэта и подавно:

— Прекрати веселиться, Майк. На этот раз ты попал в переделку. Какой бес в тебя вселился? Бог мой, неужели надо вляпываться в историю каждый раз, как связываешься с дамочкой?

— Она не дамочка, Пэт.

— Ну хорошо, она славная девочка, я знаю. Это тебя нисколько не оправдывает.

Я выругался. Язык у меня по-прежнему был очень толстым и едва шевелился. Мне пришлось повторить, чтобы он убедился, что понял правильно.

— Заткнись, — сказал он. — Ты не первый, с кем это случилось. Ты знаешь, что там, в комнате?

— Конечно, знаю. Труп.

— Правильно, труп. Именно труп. Вас двое в комнате, и один из вас мертв. У него твой пистолет, а ты пьян. Что ты на это скажешь?

— Я застрелил его. Ходил во сне и во сне застрелил его.

— Не вешай мне лапшу на уши, Майк. Они такие же полицейские, как и я, и хотят знать то же, что и я. В три часа ночи парочка в соседнем номере услышала звук, похожий на выстрел, и приняла его за один из уличных шумов, но утром сюда вошла горничная и увидела на полу труп. Кто-то вызвал полицию. Так что же случилось?

— Будь я проклят, если знаю, — сказал я.

— Ты будешь проклят, если не знаешь.

Я взглянул на Пэта, моего друга и товарища, — капитан Пэтрик Чэмберс, лучший следователь отдела по расследованию убийств городской полиции Нью-Йорка, не выглядел счастливым.

Меня затошнило, и я еле успел поднять крышку унитаза. Дождавшись, пока я закончу и сполосну рот водой, Пэт протянул мне одежду:

— Одевайся.

Рот его брезгливо скривился.

Руки так дрожали, что я проклял пуговицы на рубашке. Я продел галстук под воротник, но завязать не смог — он так и остался висеть. Пэт подал мне пальто; я влез в него, радуясь, что друг может остаться другом, даже нанеся удар.

Когда я вышел из ванной, толстяк в шляпе по-прежнему сидел в кресле, только, теперь он был в фокусе и не так сильно стонал. Не будь Пэта, он наверняка обработал бы меня как следует дубинкой, смеясь при этом.

В комнате было трое патрульных полицейских в форме и двое в гражданской одежде — из местного полицейского участка. Я не знал их, они не знали меня, так что мы были квиты. В глазах читалось: «Так это его рук дело?»

Пэт быстренько придал их мыслям правильное направление. Он подсунул под меня стул; сел сам.

— Начнем сначала, — сказал он. — Я хочу знать все, Майк, и в деталях.

Я откинулся на спинку стула и посмотрел на лежащее на полу тело. У кого-то хватило такта прикрыть его простыней.

— Это Честер Уилер, владелец универсального магазина в Колумбусе, штат Огайо. Его семья длительное время владеет магазином. Женат, имеет двоих детей. В Нью-Йорк приехал по делам. — Я остановился и посмотрел на Пэта.

— Продолжай, Майк.

— Мы познакомились в сорок пятом, когда я вернулся в страну. В Цинциннати тогда трудно было найти номер в гостинице. У меня была комната с двумя кроватями, а он спал в холле. Я предложил ему место на свободной кровати. Тогда он в чине капитана ВВС был кем-то вроде торгового агента. Потом мы рассорились, и я его больше не видел до вчерашнего вечера. Мы столкнулись в баре, где он предавался скорби над кружкой пива, и состоялось грандиозное примирение. Помню, что мы сменили полдюжины баров, а потом он предложил осесть на ночь в этом номере, что мы и сделали. Я купил бутылку, и мы ее прикончили. Помню, что его одолела слезливость, прежде чем мы угомонились, но всех деталей не помню. А потом кто-то принялся бить меня по голове, пытаясь разбудить.

Он встал и оглядел комнату. Один из гражданских опередил его вопрос и сказал:

— Здесь ничего не тронуто, сэр.

Пэт кивнул и склонился над трупом. Я и сам хотел взглянуть на труп, но мой желудок этого не выдержал бы. Пэт сказал, ни к кому не обращаясь:

— Стрелял сам, никаких сомнений. — Он резко повернул голову в мою сторону: — А знаешь, ты поплатишься за это лицензией, Майк.

— Не понимаю почему. Я не стрелял в него, — ответил я мрачно.

Толстяк захихикал:

— Послушай, умник! А почему ты думаешь, что не делал этого?

— Я не стреляю в людей, когда пьян, — разозлился я, — если только меня не вынуждают.

— Умница.

— Да, умница.

— Замолчите оба! — оборвал Пэт.

Толстяк замолчал. Шатаясь, я пересек комнату и опустился в кресло в углу. Пэт стоял у двери, которая беспрестанно хлопала. Вошел судебный следователь с санитарами.

В моей голове принялись стучать маленькие молоточки, и я закрыл глаза. Медэксперт с полицейскими пришли к выводу, что Честер Уилер застрелен именно из моего пистолета — пистолета сорок пятого калибра — с очень близкого расстояния. Полицейский снял отпечатки пальцев с пистолета, а потом мои и моего мертвого приятеля. Его отпечатки оказались поверх моих.