Эд Макбейн - Пропала невеста. Вкус крови

- Почему?

- Сам посуди. Я полжизни работаю в полиции, но ещё не встречал полицейского, которого укусила змея.

- Я тоже.

- Вот видишь. Нет, Тони, ты герой, ты следопыт, ты Кожаный Чулок!

- Герой не я, а Фил. Это он прижал их к ногтю.

- Тот, кто всегда побеждает, не герой. Герой - этот тот, кого все бьют. Черт побери, да я такое видел только в кино - нога забинтована, голова забинтована… Твоя Сэнди, должно быть, писает кипятком, на тебя глядючи. Тони, и тебе не стыдно?

- Она приносит мне завтрак в постель. Такие крошечные бутербродики…

- Понятно. Разжевывает их и кладет тебе в рот.

- Повязки завтра снимают, - вздохнул Митчелл грустно.

- И всё равно ты герой! - не унимался Томпсон. - Полюбуйтесь на него! Он же такой бесстрашный! Настырный! Неподкупный! Ох, я сейчас упаду в обморок от восхищения!

Хлопнула дверь. Фил Колби перемахнул через перегородку, отделяющую помещение для инструктажа от канцелярии, и плюхнулся в кресло. Он положил ноги на стол и спросил:

- А для меня кофе найдется?

- Фил? Откуда ты взялся? Разве суд уже закончился?

- Да, - сказал Колби.

- Кофейник у Барри в кабинете. Ты действительно хочешь кофе?

- Я же сказал.

- О'Хара! - закричал Томпсон. - Кофе ещё одному настоящему герою!

- Ну, что там? - спросил Митчелл.

- Приговор окончательный и обжалованию не подлежит

- Хорошо.

- Нормально. Только духота в зале была несусветная.

- Правильно я сделал, что не поехал.

- Ты же у нас аристократ. Некогда тебе такой ерундой заниматься.

- О'Хара, сколько можно тебя ждать? - завопил Сэм Томпсон.

Из кабинета вышел Барри О'Хара с кофейником в одной руке и двумя чашками в другой.

- Я составлял отчет, - сказал он, виновато улыбаясь, - но теперь могу к вам присоединиться.

Он поставил чашки на стол и налил кофе сначала Филу Колби, потом себе.

- Тони, передай, пожалуйста, молочник.

Митчелл передал ему молочник.

- Сэм, подвинь, пожалуйста, сахарницу.

Томпсон пододвинул сахарницу.

О’Хара насыпал в чашку сахар, подлил молока, сделал глоток. Удовлетворенно причмокнув губами, он повернулся к Филу Колби:

- Ну, как поживает наша прекрасная потерпевшая?

- А что ей сделается? - ответил Фил Колби и взял свою чашку.

Джон Уэст

ВКУС КРОВИ

I

Я слышал топот ног бежавшего впереди меня человека. Он мчался по свежевыпавшему снегу, и, хотя мне было его не видно, я знал, что он там, впереди. Я крикнул «стой!», но в ответ услышал лишь приглушенные снегом звуки быстро удалявшихся шагов. Из-за внезапно поднявшейся метели я не видел абсолютно ничего. Всю территорию Ривер-Сайда покрывал белый саван толщиной в дюйм, а местами и в целых два. Потом я остановился и замер, пытаясь сообразить, как мне вообще удается слышать шаги в толстом слое снега. Я потряс головой, крикнул «стой!» во всю силу легких и дважды выстрелил из своего сорок пятого в сторону преследуемого. На этот раз ответом был глухой смех и раскатистое эхо выстрела, отразившееся от стен бетонно-стальных джунглей Манхэттена. Потом я услышал голос:

- Тебе не поймать меня, проклятая ищейка!

Снова раздался дьявольский хохот. Только тогда я наконец увидел его. Вернее, сумел мысленно нарисовать его образ, потому что в прошлом мне не раз удавалось по голосу в общих чертах представить себе человека. Он был высокий. Он был худосочный. И… проклятье! На большее моих способностей не хватало. Его лицо оставалось белым пятном. Я снова рванулся вперед.

Продолжив преследование сукина сына, я наконец сумел разглядеть в снежной круговерти, что его шляпа напоминает шоколадный торт. Это обстоятельство вызвало У меня приступ неудержимого смеха.

- Стой! - снова что было сил завопил я. - Стой, проклятый выродок!

Потом послышался грохот выстрела, и Бетси - моя разлучная спутница сорок пятого калибра - взбрыкнула у меня в руке, как необъезженная лошадка.

Теперь я не переставал вопить: «Стой! Стой!», - преследуя высокого худосочного человека с пустым лицом и шоколадным тортом вместо шляпы. Бетси взбрыкнула снова. Я не просил её лягаться, казалось, она сама знала, что положено этому подонку. Странно, но оба выстрела не достигли цели. Такие промахи не были характерны для Бетси, её не учили посылать свинец в молоко. Не замедляя бега, я удивленно глянул на нее. Проклятье! Я бегал и раньше, умел бегать. Но сейчас я изнемогал, мое сердце готово было пробить дыру в грудной клетке. И я никак не мог достигнуть цели. Я был словно в ботинках со свинцовыми подошвами, нет, пожалуй, словно человек, погруженный по грудь. И всё же я не останавливался и продолжал вопить «стой!», хотя ни ноги, ни глотка не приносили мне пользы ни на цент.

В моем помутненном сознании звучал неясный шепот: «Проснись! Проснись же!» С неимоверным усилием я раскрыл глаза, чувствуя, как весь покрываюсь холодным потом. Затем я покатился куда-то, переворачиваясь с боку на бок, и внезапно где-то вдали услышал непонятное резкое дребезжание. Возможно, это была лишь игра моих нервов, хотя в раздражающих звуках присутствовал определенный ритм. Собрав все силы, я заставил себя вынырнуть из одури, но дребезжание не прекращалось, то слегка затихая, то вновь усиливаясь. Свет вспыхивал и гас, бросая зловещие тени на бегущего впереди человека. Только и он никак не мог достигнуть нужного ему места. Внезапно он круто обернулся, в руке у него блеснула голубоватая сталь тридцать восьмого. Дуло смотрело мне прямо в живот.

- Сейчас я прикончу тебя, легавый, чтобы ты больше не совал свое вонючее рыло в чужие дела! - прохрипел он.

Я велел Бетси поговорить с ним на её языке - другой он вряд ли понимал, но моя неразлучная лишь жалобно щелкнула, выпустив облачко сизоватого дыма. Обойма была пуста. Я поднял голову и увидел, что худосочный снова побежал, только не от меня, а ко мне. Теперь я мог даже разглядеть злобную усмешку на его лице, черты которого по-прежнему ускользали от меня.

Из дула его пушки вырвалось оранжевое пламя, метнулось в сторону, и мимо меня просвистел раскаленный кусок свинца. Я что, спятил? Возможно, я действительно чокнулся. Меня начал душить смех. Я никак не мог остановиться. Резкий дребезжащий звук возобновился. Худосочный продолжал бежать, стреляя на ходу, но для человека, бегущего с такой скоростью, он приближался чертовски медленно. Наконец он оказался прямо передо мной с пушкой в вытянутой руке. Я начал грязно ругаться, вспомнив, что Бетси не в состоянии мне помочь, потом швырнул её в лицо худосочному. То есть туда, где, по моим расчетам, следовало быть лицу. Но Бетси застряла у меня в руке, и человек заржал, как жеребец, ещё раз потянув на себя спусковой крючок. Меня окутало рыжее пламя, сквозь которое проступала стройная фигура молодой женщины, потом послышался выстрел, потом ещё и еще, и я рухнул на бок, ощутив тупой удар тяжелым предметом по голове. Потом всё стихло.