Лео Мале - За Лувром рождается солнце

– И на воде то же самое. Сейчас у всех лодок есть моторы...

Казалось, он сожалеет о героических временах парусного судоходства.

– Гм... Не хотите ли чего-нибудь выпить, сударь? Сам я выдерживаю сухой режим, но... садитесь же, прошу вас.

Под моими ногами пол ходил ходуном. Натощак я не слишком люблю алкоголь. В одно и то же время слышался плеск воды о борт яхты и каменную набережную, городской шум, гудки автомобилей.

Если учесть то, как я устал прошлой ночью, то понятно, почему я двигался как в странном полусне.

Но Пьер Корбиньи не утратил чувства реальности. Во всяком случае, в данный момент. Он привел в движение раздвижную панель перегородки, открыв под заваленной книгами полкой все, что нужно самому требовательному выпивохе. Из богатого набора он выбрал коньячок многолетней выдержки и сам налил мне в рюмку.

– Превосходно, – продегустировав, заметил я. – А как мой агент, не хуже?

Мой хозяин скосил глаза поверх очков с золотыми браншами:

– Нравится ли он мне?

– Да, да. Полностью ли вы им удовлетворены?

– Он веселый малый...

– И в случае необходимости поведет себя мужественно, поверьте мне. У вас еще не было случая его испытать, не так ли?

– Пока что нет.

– Не знаю... гм... стоит ли этого желать... Зонд ничего не вытащил.

– Да и я не знаю. Еще коньяка?

– Охотно.

Он налил мне. Посмотрев затем на бутылку, которую держал в руке, отправился за рюмкой для своего личного пользования.

– В вашу честь, – сказал он, – нарушу свой режим. Капля этого дегтя не должна бы быть опасна. Если я все же погибну, по этикетке вы узнаете имя убийцы.

Проглотив глоток, он закашлялся. Вторая рюмка пошла уже легче.

– Исчерпана ли его миссия?

– Вы говорите о Заваттере?

– Отнюдь нет. Я дорожу его услугами. Что-то заставило вас подумать иначе, господин Бурма?

– Ничего подобного. Просто, мне хотелось узнать, устраивает ли он вас и должны ли мы и впредь заниматься вами.

– Ну, конечно.

– И прекрасно.

В этот момент в кабине возник парень в нантской фуражке с красным якорем, прибывший неизвестно за какими приказаниями.

Когда он, играя плечами, вышел, Корбиньи пожал плечами и позволил себе дружески усмехнуться:

– Господин Бурма, вы никогда не задавались вопросом об искусственности некоторых существований?

Не дожидаясь (к счастью) ответа, он продолжал:

– Вы видели?

– Что именно?

Его глаза потемнели:

– Этого недоумка, мнящего себя первым после Бога! Шут гороховый! Мне, право, не до смеха, но временами трудно удержаться. Не знаю, что со мной происходит сегодня, но я вижу явственнее, чем обычно, смешную сторону поведения некоторых людей. Этот бедный Густав мнит себя капитаном дальнего плавания. На самом деле ему достаточно увидеть ампулу с физиологическим раствором, чтобы испытать приступ морской болезни...

Я улыбнулся.

– Мне уже приходили в голову на его счет сходные мысли, – сказал я.

– Вот видите!.. Правда, не мне насмехаться над... Кто я сам-то?

Он оживился:

– ... старый пустомеля, видящий сны наяву... Я мечтал бы быть пиратом в Карибском море или обогнуть мыс Горн... Слишком поздно появился я на свет... Как и старик Круль из «Песни экипажа»... Припоминаете?

– Расплывчато.

– Какой вздор! – буквально выплюнул он. – Я довольствуюсь тем, что огибаю мыс ресторана «Повеса», а что касается флибустьерства, обманываю казну в меру, допускаемую основывающимся на порядочности воспитанием. Уверяю вас, все лживо. Царство халтуры и эрзаца. Послушайте, вроде бы даже там...

Он показал своим выступающим подбородком на иллюминатор. По другую сторону его толстого стекла возвышался Лувр.

– В этом музее, если верить газетам... Номер "Сумерек" валялся на столе.

– ... восторженным толпам глупцов показывают подделки. Вам это не кажется комичным?

– Нет, – со смехом ответил я. – Потому что ваша история о подделке сама лжива, если вам ясно, что я хочу сказать. Газеты пишут о копии Рафаэля... Ведь вы на это намекаете, не так ли?

– Да.

– Но они не утверждают, что эта копия входила в состав собрания музея, замещая подлинник.

– Почти что. Я знаю, что говорю. У меня есть на этот счет свое мнение...

Я навострил уши, но, услышав продолжение, успокоился.

– И оно сложилось у меня не вчера, а еще в 1912 году...

Пахнуло нафталином.

– Да, сударь. После похищения Джоконды и ее возвращения на прежнее место нет уверенности, что это не подделка. Конечно, теперь это история. Кража Джоконды и та Джоконда, которую Марсель Дюшан при зарождении Движения дада [2] непочтительно наградил усами, – вы были еще слишком молоды, когда все это происходило, но, вы, конечно, об этом слышали...

– Как и все.

– Великий поэт, поэт-предвестник, был в то время потревожен по этому поводу. Такова участь поэтов. Или они тревожат, или их тревожат. Тревога не отстает от них. Он звался Гийом, или Вильгельм, Аполлинер [3]. Читали?

– Я слушаю радио.

– Гм...

Он даже не пытался скрыть своего презрения и попробовал меня образовать:

– ... Странный человек, этот поэт. Раненный на войне, он скончался 11 ноября 1918 года, когда под его окнами толпы ревели "Смерть Вильгельму! Смерть Вильгельму!" на мелодию "Карманьолы"... Очевидно, эти вопли адресовались императору Вильгельму Гогенцоллерну, и все же...

– Это был, пожалуй, кладбищенский юмор, – согласился я.

– Но он мог и понравиться поэту...

Покидая чуть позже г-на Корбиньи, я думал, что если он частенько позволял себе такие речи, не было ничего удивительного в том, что Заваттер счел его психом.

С поэтами Заваттер не общался.

Однажды, когда при нем было произнесено имя Стефана Малларме [4], а в этой фамилии слышится такой смысл – плохо вооруженный, он вообразил, что речь идет о кличке налетчика, прозванного так из-за того, что ему никак не удавалось подобрать себе безупречно отлаженный ствол.

По возвращении на твердую землю я завернул в бистро и позвонил в больницу, чтобы узнать новости о Луи Лере. Они были удовлетворительными, и я направился к себе в контору.

По пути я сделал крюк, чтобы заскочить в гостиницу на улице Валуа. Паренек по имени Альбер, – не помню, упоминал ли я уже его имя, – только что заступил на работу. У него был свежий цвет лица, как у человека, проведшего весь день на воздухе. На его маленьком столике две газеты, посвященные вопросам улучшения лошадиной породы, и карандаш ждали лишь сигнала, чтобы взять старт.

Малый не выглядел осчастливленным моим появлением. Как и многие другие, он, должно быть, думал, что мое присутствие предвещает хлопоты... и связывал его с Лере, которого сбила машина прямо перед заведением, едва не разнеся витрину. Но, неблагодарный, он все-таки не должен бы забывать о том, что я накануне сунул ему пятьсот франков.