Эд Макбейн - Людоед, который объелся

– Что?

– Фотографию молодого человека, выходящего из отдела кадров «Интернэшнл». Отец этого человека был специалистом по обезвреживанию бомб. Может, из-за каких-то моих собственных ассоциаций та фотография мне запомнилась. И история, связанная с ней, история человека, покончившего с собой после столкновения с Обри Муном.

Джон с трудом перевел дыхание.

– Ну вот, вы знаете – кто я!

– Знаю, Джонни. – Она мягко улыбнулась. – Я подумала, что должна вам это сказать, если мы собираемся провести вместе ближайшие несколько дней. А вы знаете, когда мистер Шамбрен упомянул о вашем отце, вы побелели, как бумага? Мистер Шамбрен не заметил. Он был зачарован звучанием собственной речи.

– И вы ничего не сказали ему?

– Зачем? Как я теперь вспоминаю, вы легально изменили свое имя. Напоминание о том, что вы – Мак-Айвер, принесло бы вам много новых бед, не правда ли?

– Массу бед…

– Меня беспокоит другое, Джонни! Когда вы явились сюда изучать гостиничное дело, вы, должно быть, знали, что в этом отеле живет Обри Мун?

– Знал.

– Он может вас узнать?

– Не знаю.

– Во всяком случае, на одно вы можете рассчитывать: мистер Шамбрен не выведет вас отсюда за ушко по первому требованию Mvнa. Джонни?

– Да?

– Джонни, вы здесь действительно для того, чтобы изучить наше дело?

У него сжалось сердце. Притворяться было поздно. Она застала его врасплох.

– Ваша память слишком настойчива, – сказал он, пытаясь улыбнуться.

С минуту она молчала.

– Вы не хотите дать мне возможность понять вас, Джонни? – спокойно спросила она.

Он сидел, разглядывая свои руки, сжатые в кулаки. Симпатичные руки, сказала вчера эта девочка, мисс Стюарт. Почти наверняка она тоже знает, кто он. «Что бы вы ни сделали, я вас совершенно не знаю».

Он взглянул на Элисон и вдруг почувствовал, как больно сжалось горло. Его охватило страстное желание рассказать ей всю эту историю, все, до последней детали! С того дня, как погиб его отец, он ни с кем не говорил откровенно. Он не мог поделиться своим горем с матерью – ей и так было тяжело. За двенадцать лет он никому не мог объяснить, как глубоко ранило его самоубийство отца. Джону не с кем было поделиться собственным горем. Никто не знал, какие проклятья он выкрикивал по ночам в подушку в адрес Муна. Все это вновь поднялось в нем, когда он посмотрел в голубые глаза Элисон.

Он облизнул пересохшие губы.

– Я пришел сюда для того, чтобы убить его!..

И тут его прорвало… Элисон слушала его молча. На лице ее было выражение жалости и дружеского сочувствия.

– Это было бы не так уж трудно, – заключил он. – Я мог бы, не задумываясь, столкнуть его на рельсы в метро! Я еще не дошел до того, чтобы за ним охотиться, но, если бы представился случай, я бы его не упустил! Пять недель назад пришло письмо…

– Письмо? – задала Элисон первый вопрос.

– В моем номере лежит точная копия письма, которое нашли в сумочке Памелы Прим. Кроме того, что оно адресовано мне.

Джонни!

– Деньги были в банде Уолтон Трест. Я не сразу взял их. Все это время, когда я твердил себе, что цивилизованный человек не может убить другого человека, даже если ненавидит его, я помнил об этих деньгах. А потом пошел и снял их со счета. Купил кое-что из одежды. Связался с Тони Вейлом в Лондоне и попросил его дать мне рекомендательное письмо к Шамбрену. Я думал… не знаю, что я думал! Я хотел только осмотреться. Но я купил пистолет. И вот – все устроено, у меня впереди еще целая неделя для окончательного решения – вдруг это самоубийство… Какой-то сумасшедший решил во что бы то ни стало оборвать карьеру Муна в день его семидесятипятилетия, на его званом вечере. Этот кто-то думал, что его намерение осуществит Памела Прим. Что это сделаю я. А может, у него есть на примете еще кто-то третий? Очевидно, он все знает про меня, как знал про Памелу Прим. И я думаю, что он способен осуществить свои угрозы. Он пишет, что я не доживу до следующего вечера, если возьму деньги и не убью Муна…

– Значит, вы на минуточку сошли с рельсов и взяли эти деньги, – сказала Элисон тоном опытного сыщика. – Часть их вы потратили. Но вы не собираетесь делать то, что от вас хотят. Поэтому вы идете в полицию, вручаете им ваш экземпляр письма и помогаете в розыске сумасшедшего.

– Спасибо, что выслушали меня, – сказал он, роясь в карманах в поисках сигареты.

– Ведь именно это вы хотели сделать? – настойчиво спросила она.

– Я еще не решил до конца.

– А чего тут решать? – В ее голосе прозвучало нетерпение. – Мой дорогой Джонни, не ведите себя как герой плохого детектива, который не принимает совершенно очевидных мер для своего спасения. Итак, вы взяли деньги, чтобы убить человека, что, вероятно, ставит вас в какой-то мере вне закона. Но если вы придете к лейтенанту Харди, покажете ему письмо, сдадите револьвер, предложите ему свою* помощь – думаю, они отнесутся к вам: снисходительно!

– Как я могу им помочь?

– Одно то, что вы отдадите им ваше письмо, – уже. помощь! Это письмо говорит о том, что Мун в гораздо большей опасности, чем они думают.

– Значит, я буду помогать спасать Муна? – сказал он с горькой усмешкой.

– Джонни. Джонни, Джонни! Вы будете помогать самому себе! Вы позволили себе двенадцать лет жить как герой мелодрамы. Пора это прекратить! Вы должны говорить с людьми так же, как говорили со мной. Вы не должны играть роль мальчика для битья в истории Муна. Будьте мужчиной, Джонни! Поднимитесь к себе, возьмите письмо и револьвер и принесите их сюда. А я поищу Харди, он где-то здесь, в отеле.

Джон встал. Он почувствовал, будто гора с плеч свалилась.

– Вы всегда играете роль матери-наставницы, Элисон? – спросил он.

– Если вы будете говорить обо мне как о «матери», мой мальчик, можете покинуть этот кабинет и никогда в нем не показываться!: – Ее улыбка согрела его. – Господь с вами, Джонни! Вы ведь знаете, что это именно то, что вам нужно?!.

Лейтенант Харди слушал с таким видом, будто не верит ни одному слову из того, что слышит. Пока Джон говорил, он время от времени заглядывал в письмо, потом переводил взгляд на револьвер.

Наконец Джон умолк.

– Это самая фантастическая история, какую я когда-либо слышал, – сказал Харди, с подозрением взглянув на Элисон. – Это случайно не какой-нибудь способ сделать рекламу, мисс Барнвелл?

Но Харди уже знал, что это не так. Он заметил, поднеся письмо к свету, что оно напечатано на той же бумаге, с теми же водяными знаками, что и письмо, адресованное мисс Прим.. Кроме того, он был хорошо знаком с историей капитана Уоррена Мак-Айвера. Если Уилз – мошенник, он не выбрал бы для своей аферы историю, к которой имеет самое непосредственное отношение. Нет, как ни дико все это звучит, молодой мистер Уилз говорит правду!