Сара Парецки - Тупик

— У полиции есть что-нибудь? — спросила я.

Молодая женщина в черном костюме горько улыбнулась. Я так и не поняла, кто она — дочь или невестка.

— А они и не будут ничего делать. Телекамера запечатлела убийц, когда они взламывали дверь, но их лица и руки были прикрыты. Поэтому полиция говорит, что вряд ли удастся найти преступников.

— Мы говорили им, что в квартире происходит что-то странное, — печально вставила миссис Келвин. — Говорили, что вам об этом известно. Но они не слушают. Для них дело не представляет интереса. Подумаешь — негра убили. Ничего они не сделают.

Я обвела взглядом собравшихся. Присутствующие смотрели на меня не то чтобы враждебно, а как-то выжидательно, будто я представитель малоизученного вида животных.

— Вы знаете, миссис Келвин, что на прошлой неделе погиб мой двоюродный брат. Он упал с пристани и попал под корабельный винт. Свидетелей не было. Я пытаюсь выяснить, сам ли он упал, или его столкнули. Гибель вашего мужа наводит меня на мысль, что моего брата убили. Если я выясню, кто это сделал, наверняка окажется, что те же самые люди убили мистера Келвина. Знаю, что поимка убийцы — слабое утешение, но ничего лучшего предложить вам не могу. И себе тоже.

— Белая девчонка найдет убийц, которых не может найти полиция! — фыркнул кто-то, и в толпе засмеялись.

— Амелия! — резко сказала миссис Келвин. — Не смей грубить. Эта женщина старается быть доброй.

Я обвела толпу холодным взглядом.

— Я — детектив, причем с очень хорошей репутацией. — Я обернулась к миссис Келвин: — Если что-нибудь выясню, сообщу.

Я пожала вдове руку, вышла и направилась к Дэн Райен и по нему в Луп. Был шестой час, машины еле ползли. Шоссе на четырнадцать полос было сплошь забито автомобилями. В неподвижном воздухе витали ядовитые испарения. Я закрыла окна и сняла пиджак. На берегу озера было холодно, а здесь, в бензиновом царстве, я задыхалась от духоты.

Кое-как я добралась до центра и у Рузвельт-роуд съехала с магистрали. Штаб-квартира чикагской полиции находится именно там. Очень хорошее место — преступлений в этом районе хоть пруд пруди. Я намеревалась выяснить, не удастся ли мне что-нибудь разузнать по делу Келвина.

Мой отец был сержантом полиции, почти всю свою жизнь проработал в южной части Чикаго, в двадцать первом участке. Коричневый корпус полицейского управления вызвал у меня приступ ностальгии: те же линолеумные полы, желтые облупившиеся стены, в приемной — пузатые, затравленные полицейские, перед каждым из которых целая очередь из водителей, пришедших за отнятыми водительскими правами, жен грабителей и прочей разношерстной публики. Я пристроилась в хвост.

Когда в конце концов подошла моя очередь, дежурный выслушал меня и сказал в микрофон:

— Сержант Мак-Гоннигал, вас хочет видеть дама по делу Келвина.

Несколько минут спустя вышел сам Мак-Гоннигал — здоровенный, мускулистый детина в мятой белой рубашке и коричневых брюках. Мы встречались с ним пару лет назад, когда он еще работал в южном Чикаго, и сержант сразу меня вспомнил.

— Рад вас видеть, мисс Варшавски.

Он повел меня по линолеумным коридорам в свой рабочий кабинет, где сидели еще трое полицейских.

— И я рада видеть вас, сержант. Когда вас перевели в управление?

— Шесть, нет, семь месяцев назад. А дело Келвина поручили вчера ночью.

Я объяснила, что убийство произошло в квартире моего двоюродного брата и что мне нужно вернуться туда и просмотреть кое-какие бумаги. Мак-Гоннигал произнес обычные соболезнования по поводу гибели Бум-Бума — он, оказывается, тоже был поклонником покойного и все такое прочее. В квартиру меня скоро пустят — экспертиза почти закончила свою работу.

— Что-нибудь нашли? — спросила я. — Я слышала, что телекамера запечатлела двоих. Отпечатки пальцев есть?

Сержант поморщился:

— Нет, преступники оказались слишком хитрыми. На одном из листков бумаги мы нашли отпечаток ботинка. Альпинистские бутсы фирмы «Арройо» двенадцатого размера. Это мало что дает.

— Отчего погиб Келвин? Ведь в него не стреляли, верно?

Мак-Гоннигал покачал головой:

— Его очень сильно ударили в челюсть. Так сильно, что не выдержали шейные позвонки. Вероятно, преступник хотел всего лишь вырубить его. Господи, ну и кулак у него, должно быть. Но мы не можем найти ничего подобного в нашей картотеке.

— Вы по-прежнему считаете, что это обычный взлом?

— А что же еще, мисс Варшавски?

— Однако ничего ценного не взято. У Бум-Бума была дорогая стереосистема, несколько золотых запонок и всякая прочая дребедень. И все цело.

— Очевидно, Келвин застиг их врасплох. А когда они поняли, что убили охранника, то перепугались, запсиховали и смылись. Возможно, они боялись, а вдруг кто-нибудь заявится посмотреть, что с парнем, если он не возвращается так долго на свое место?

Что ж, логично. Возможно, я делаю из мухи слона. Смерть Бум-Бума слишком сильно меня расстроила, и я пытаюсь на пустом месте сочинить целую криминальную историю. Кто знает?

— Уж не интересуетесь ли вы этим делом профессионально, мисс Варшавски?

— Интересуюсь, сержант. Ведь это произошло в квартире моего брата.

— Лейтенант не обрадуется, когда узнает, что вы пытаетесь вмешаться в расследование. Сами знаете.

Да, я это знала. Лейтенант Бобби Мэллори терпеть не мог, когда я совала нос в полицейскую работу, особенно если речь шла об убийстве.

Я улыбнулась:

— Если я наткнусь на что-нибудь важное, копаясь в бумагах Бум-Бума, вряд ли это расстроит лейтенанта.

— Просто не мешайте нам работать, мисс Варшавски.

— Я сегодня разговаривала с семьей Келвина. Они считают, что полиция не слишком-то надрывается.

Мак-Гоннигал сердито шлепнул ладонью по столу. Остальные трое полицейских сделали вид, что не прислушиваются к нашему разговору.

— Какого черта? Зачем вам понадобилось с ними разговаривать? Мало того, что один из сыновей убитого приходил сюда и устроил мне целый скандал. Мы делаем все, что можем. Но у нас нет никаких следов — лишь фотографии, на которых ни черта не видно, да отпечаток ботинка двенадцатого размера!

Он яростно выхватил из кипы бумаг на столе папку и сунул мне под нос фотографии. Это был кадр с фотопленки. Двое мужчин — один в джинсах, другой в комбинезоне, при этом оба в спортивных куртках, а лица закрыты лыжными шапочками. Сержант показал мне еще пару снимков. Вот преступники выходят из лифта — спинами вперед. Вот идут по коридору, согнувшись в три погибели, чтобы труднее было определить рост. Видно, что у обоих на руках хирургические перчатки.

Я вернула сержанту фотографии.

— Желаю удачи. Если что-нибудь выясню, сообщу... Когда вы вернете мне ключи от квартиры?