Джоди Здрок - Спектакль

Головной убор как у викингов. Натали хихикнула, вкладывая листок бумаги и статьи в конверт. Она вполне могла себе представить, как ходит в таком по маленькому городку, а Агнес смеется, но сгорает со стыда.

Может, следующее лето и правда будет совсем не таким, как это.

Третий экспонат Темного художника был куда ужаснее первых двух.

Одетт шокировала зрителей, жертва номер два являла еще большую жестокость, но зверство проделанного с третьей жертвой говорило за всех. Ее чернильно-черные волосы были заплетены в длинную растрепанную косу. Она змеилась по ее правому плечу, обрамляя глубокую темно-красную рану от уха до ключицы. На лице ее, как и у других, были синяки. Там, где был раньше ее левый висок, сейчас зияла дыра с ало-черными краями.

Натали не прикасалась к стеклу, потому что у них с Симоной был другой план. Но внезапно ее потянуло это сделать. Видение было прямо тут, только руку протяни, если желаешь. Она резко помотала головой, будто хотела избавиться от этих мыслей.

Она достала из сумки флакон с землей из катакомб: чтобы успокоиться, чтобы удача была на ее стороне, чтобы было еще что-нибудь, что он только может ей дать. Она крепко зажала его в ладони, чтобы предполагаемая удача от талисмана прошла по ее руке и распространилась по всему телу.

Внезапно Натали показалось, что кто-то наблюдает за ней. Она посмотрела на месье Ганьона, стоявшего на своем посту, у зеленой занавеси. Он поймал ее взгляд, не отводя своего, а затем улыбнулся, будто у них была общая тайна.

Натали, кивнув, тоже ответила ему улыбкой.

– Если хочешь глазеть на него, а не на трупы, – произнес грубый голос справа, – то подвинься, дай другим посмотреть.

Жар разлился по ее шее и щекам. Она обернулась и увидела за собой коренастого мужчину, который несколько дней не брился, судя по щетине.

– Je suis désolée [7] Извините ( фр .). , – сказала она, но он только махнул рукой.

Натали на выходе из морга оглянулась через плечо на месье Ганьона. Глаза его не отрывались от третьей жертвы. Она раньше никогда не замечала, чтобы он смотрел на тела. Скорее, наоборот: обычно он казался равнодушным – наверное, чтобы не потерять рассудок от созерцания такого количества тел целыми днями. Коллега вошел в демонстрационную комнату и заговорил с ним, вспугнув.

Ворчливый низкий мужчина, который отогнал ее, двигался к выходу. Он злобно посмотрел на нее и открыл рот, чтобы что-то сказать. Ей важнее всего было поскорее добраться до Симоны, а не встревать в разговор с этим недомерком, так что она поспешила выйти в дверь и закрыла ее прямо перед его носом.

Лавина ругательств, понесшаяся ей вслед, когда она уже переходила улицу, явно свидетельствовала, что момент она рассчитала ювелирно.

Мама ушла в ателье, навестить друзей, так что Натали воспользовалась одиночеством и написала колонку дома. Переодевшись в брюки, она осмотрела свое отражение – не тщеславия ради, а чтобы убедиться, что точно не выглядела девушкой.

Ее темные локоны были заправлены под кепку, отчего длинная шея казалась еще длиннее. Коричневые свободные брюки касались массивных ботинок. У этой пары брюк штанины были на пару сантиметров коротковаты (надо было ей послушаться маму и дождаться утра, чтобы обрезать их, но она ошибочно предположила, что ей хватит умения это сделать в тусклом свете свечей). Белая рубашка прямого кроя, c закатанными манжетами завершала маскарад.

Она схватила сумку, надела ее через плечо и отправилась к трамвайному депо.

Хотя Натали и могла издалека сойти за мальчика, но вблизи она явно им не выглядела: черты ее явно были девичьи и присыпаны веснушками. Изящный, немного округленный носик, точно как у мамы. Высокие, почти острые, скулы тоже от матери. Любопытные карие глаза – как папины, только с длинными ресницами.

От подбородка вниз она вполне выглядела мальчиком, когда надевала мальчишескую одежду. Помогало телосложение: хорошо ли это или плохо, она была худой, с маленькой грудью – стройной химеры.

Странно было так одеваться. Не каждая девушка на это согласилась бы. Агнес, всегда женственная и нарядная, завидовала ее работе, но уж точно не стала бы носить мужскую одежду ради этой позиции или любой другой. Симона, пожалуй, не только согласилась бы, но и без колебаний приняла бы это, притворилась бы, что это роль (как она и советовала поступить Натали), и притом все равно оставалась бы исключительно женственной. А Натали это нравилось в той же степени, в какой раздражало; необходимость носить такую одежду и давала ей возможности, и смущала.

Свободно ходить по этажу Le Petit Journal в костюме было забавной частью. Ей нравилось играть эту шутку над дюжинами людей изо дня в день, не говоря уже о том, что ей было любопытно, догадывается ли кто-то из них или хотя бы задумывается, что долговязый «посыльный» – на самом деле девица. То, что она автор колонки, которую читает около миллиона людей, наполняло ее гордостью. Если для такого требовалось одеваться как парень, то это того стоило.

Но ей не нравилось скрывать свою личность без достойной на то причины. Одеваться мальчиком, чтобы заслужить уважение или чтобы избежать неуважения, не было достойной причиной. Это было жалкой причиной.

Однажды она войдет в двери редакции Le Petit Journal с высоко поднятой головой и в настолько женственном наряде, насколько пожелает. Может, она придет на важную встречу в длинной, струящейся юбке из парчи в мамином вкусе, с элегантно уложенными волосами, в богато украшенных, изящных туфельках на каблуках, которые она видела в витрине Le Bon Marché. На каблуках она будет выше большинства своих коллег-журналистов, а с остальными – одного роста.

Но сегодня ей шестнадцать лет, она в брюках и кепке и идет быстро, с опущенной головой. Месье Патинод не на месте, так что она оставила свою статью Арианне, которая передала ей почту. В первые дни работы в газете Натали охватывало радостное волнение, когда она получала почту, пока не поняла, что там только какая-то реклама, иногда попадалось письмо с предложением пожертвовать на благотворительность, а также внутренние редакционные записки, которые не имели к ней никакого отношения. Она бросила почту в сумку и ушла.

Наконец можно отправиться к Симоне. Они разработали план: если третья жертва будет, то Натали сходит за Симоной, и они вместе вернутся в морг. Так Симона сможет услышать, что Натали бормочет во время видения, и постарается понять.

Натали бежала вверх по ступенькам к квартире Симоны. Она мелко побарабанила по двери, как дятел, что Симону никогда так не смешило, как саму Натали.

Симона открыла дверь, поджав тонкие губы, перед тем как заговорить.

– Нормальные люди просто стучат, знаешь ли.