Мария Макссимова - Спектакль в прямом эфире. Трешевая история

© Мария Макссимова, 2017

ISBN 978-5-4485-7192-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Здравствуйте, в студии Дарья Матрёшкина, программа «Новости с того света». Умирать не страшно. Это как укол анестезии. Секунду больно, а потом пустота. Сначала я ничего не видела. Через какое-то время на черном фоне появилось множество серых точек, затягивающих вглубь. Я стала такой же точкой и закричала во весь голос о том, что свободна.

– Тихо! – сказал старческий голос.

– А ты кто? И кто я? – Громко спросила я. – Ничего не вижу! Значит, ничего нет!

В ту секунду мне показалось, что собеседник – белое пятно, уплывающее вдаль. Тогда я зловеще зашептала: «Не выходи из комнаты…» Но передумала цитировать Бродского и запела, хотя голоса у меня нет. Ко мне подошло темное пятно и сказало: «Имей совесть. Всем плохо. Тише». Эхом пронеслось: «Ти-и-ише». Я повторила несколько раз последнее слово, с каждым разом тише. Пятна приобрели очертания овалов, а потом превратились в людей. Все они были мне не знакомы. Я почувствовала себя беззащитной, заплакала от жалости к самой себе и окончательно пришла в сознание. Мое тяжелое тело находилось в больничной палате, голова раскалывалась, рука была перебинтована. Около кровати лежала моя сумка. В ней был микрофон. Все слегка двоилось.

– Ну, здравствуй, родной, в психушке мы еще не были, – обратилась аппарату. Он виновато смотрел, как будто спрашивая уверена ли я, что мы в психушке, а не в отделении пластической хирургии. Я ведь мечтала сделать грудь, чтобы влюбить в себя самого красивого мужчину на планете… Но об этом потом. Микрофон и я неразлучны вот уже несколько лет – с тех пор как я стала работать журналистом. Девочка с микрофоном, это я. Меня зовут, как я уже говорила, Дарья Матрёшкина. Или просто Даша Треш. И я малоизвестная ведущая на радио. Я вышла из палаты, чтобы узнать, где я.

– Что со мной? – спросила у первого попавшегося человека в белом халате. Как ни странно, им оказался мой врач.

– Руку зашивали. Ранение несерьезное. А вот головой вы ударились сильно. Вам нельзя ходить, пока не пройдет действие анестезии, а то снова упадете где-нибудь.

Я окинула взглядом этого седого мужчину в очках, и мне захотелось заплакать. Врач похлопал меня по плечу (хорошо, что не по больному, а по здоровому) и как умственно отсталой повторил:

– Лежать пока надо.

Я вернулась в палату, взяла телефон, там была непрочитанная смс:

«Моя звезда, звони скорее, запишем эксклюзив, другим СМИ ничего не комментируй. Светлова»

Читать было очень тяжело, буквы плыли. Я не могла понять: кто такая Светлова? Какой эксклюзив?

Подошла к зеркалу. Если бы Караваджо рисовал Медузу горгону с похмелья, она выглядела бы именно так, как мое отражение. Некогда выразительные зеленые глаза стали маленькие и красные, губы потрескались и распухли, золотистые локоны болтались змеями и воняли спиртом. Украшала все это безобразие марлевая корона.

Телефон завибрировал и запел.

– Даша, как ты? Отошла от наркоза, можешь говорить? Это Лана Светлова. Ты не сильно голову повредила? Мне пришло оповещение о том, что ты прочитала мое сообщение.

Я слышала красивый женский голос с правильными интонациями. Мне с трудом удалось вспомнить, что она мой редактор.

– Как я здесь оказалась? – спросила я.

– Пьяный полицейский устроил дебош. Пуля попала в тебя случайно. Ты от испуга упала и шарахнулась головой об асфальт. «Скорую» вызвал какой-то очевидец. Желтая пресса вышла с заголовками: «На журналиста совершено покушение». Мы-то знаем, что это не так, но пока тоже так передаем. Давай ты сейчас расскажешь, как все было, а мы запишем по телефону.

– А я ничего не помню, – призналась я.

– Ну, я же тебе все рассказала только что, – с нажимом сказала Светлова. – Скажешь, что сейчас в больнице, что все хорошо. Я сделала так, как просила она.

Постепенно память начала возвращаться. Я вспомнила, что все началось с того, что я поехала на интервью, потом должна была вернуться на работу, но заглянула к подруге Маше, потому что мне нужны были деньги. Год назад она заняла приличную сумму, которой как раз хватило бы на увеличение груди и преображение лица. Учитывая ее любовь к переездам, я не была уверена, что найду Машу на старом месте, но телефон ее давно не доступен, поэтому больше ничего не оставалось. Дверь квартиры открыла пожилая женщина с фиолетовыми волосами. На ней было шелковое кимоно, а в руках она держала старинный японский веер. Она сказала, что не знает о местоположении Машки. Я уже хотела уйти, но она шутливым тоном сказала следующее:

– Цыпонька, иногда по ночам тут гостит Мари Бенуа, зовет в Париж – быть натурщицей. Шучу. – Бабка с тоской посмотрела на свои старые тапки. – А подругу твою уже год как не видела, а то и полтора. Она у меня эту квартиру снимала… Только знаешь что!

Старуха хихикнула и полезла в карман. Вытащила много разноцветных бумажек и одну протянула мне. Не знаю зачем, я взяла бумажку и пошла прочь. Спускаясь по лестнице, вспомнила, что в последний раз видала Машку перед ее поездкой в Таиланд. Она увлеченно рассказывала о том, что нашла там работу. Когда вышла из подъезда, выкинула бумажку, не читая.

– Хочешь-делай и точка, – хрипло произнес синеглазый незнакомец около подъезда. – Тут было так написано. В этой бумажке, которую ты обронила.

Я разглядела парня и сразу поняла, что его необычность заключалась в синих контактных линзах. Они подходили к его рыжим волосам. Он снова заговорил:

– Самое страшное в жизни – ожидание смерти. У некоторых это ожидание растягивается на всю жизнь, у других на несколько секунд. Удивительно, что сама жизнь это мгновение между станциями: роддом – морг.

– Кто-то умер? – поинтересовалась я.

– Чтобы умереть – надо начать жить, – ответил тип. Вид у него был как у блаженного. – Вы знаете Машу?

– Да, а что с ней?

А дальше… провал. Что это был за парень? Был ли он связан как-то с пьяным полицейским? Я не помнила. Доктор рекомендовал ночь провести в палате, сказал, что пока могут быть галлюцинации. Я согласилась с ним, но решила, что больница нагоняет на меня тоску и отправилась гулять в сад – вылезла через окно. На асфальте цветным мелом были нарисованы классики. Там где они заканчивались, начинался сказочный замок, который должен был исчезнуть после дождя. Я вспомнила: будучи маленькой девочкой, скакала по клеточкам то на одной ноге, то на двух и радовалась как ненормальная, когда удавалось допрыгать до конца. В чем был смысл? До сих пор не знаю. В жизни столько всего бессмысленного – рисуем сказочные замки и принцев, которые исчезают в непогоду или просто лелеем мечту о чем-то волшебном, что никогда не сбудется.