Джоди Здрок - Спектакль

Натали ощутила прилив гордости, осознавая, что все это на самом деле значит. Ее отец помогал людям лучше врача, лучше кого бы то ни было. И он делал это, несмотря на то что оно временно ухудшало его собственное здоровье.

Она помнила, как часто в детстве он прикасался к ее содранной коленке или целовал в лоб, когда она болела, говоря, что это сделает ее сильнее. Она думала, что папы просто всегда так говорят, что это такая игра, а он ей действительно помогал.

– Это звучит как потрясающий дар. Не понимаю, почему это должно быть семейным секретом или поводом для стыда.

Мама закрыла глаза и снова открыла.

– К скандалу с Энаром прибавились скандалы с его пациентами. Однажды, – она прервалась, качая головой, – толпа промаршировала по Елисейским полям со словами, что пациенты Энара больны или неестественны. «Энар – не бог», – кричали они, а еще: «Вы недочеловеки, а не сверхчеловеки» и кое-что похуже.

Натали свесила ноги с кровати, встала и обняла мать.

Она утаила от мамы некоторые детали и не сомневалась, что та поступила так же. Она все еще обижалась на то, что мама все это скрывала, но это была та обида, которая, как она впервые осознала, может со временем исчезнуть. Злость не приведет ни к чему.

Хрупкое перемирие установилось на остаток дня, усталость просачивалась в трещины. Натали могла доверить маме некоторые секреты, но не все. Пока этого достаточно.

Следующим утром по дороге в морг Натали остановилась у почтового ящика. Когда она увидела летящий почерк Агнес, то ее внутренности превратились в корявые корни дерева. Простила ли ее Агнес? Наверняка она поймет. Но Натали и от Симоны ожидала понимания. Что если Агнес так же неспособна к сочувствию, а то и хуже? Натали не перенесет еще одной ссоры за это лето.

Она засунула письмо в сумку, решив прочитать его потом, когда будет готова.

Это решение продержалось не больше минуты.

Прикусив губу, она прислонилась к стене и достала письмо.

Дорогая Ната,

признаюсь: моя первая реакция была недоброй. Прочитав твое письмо об этом твоем даре, я сразу написала ответ.

Потом я сделала то, что советовала бабушка. Я отложила письмо и пошла спать. Когда проснулась, прочитала снова. Я его разорвала и выбросила.

Неважно, что я там писала, потому что то письмо было эгоистичным и импульсивным; я рассказываю тебе о нем только из чувства вины. Вот те слова, которые действительно отражают мои мысли.

Я не обижаюсь на тебя вовсе, моя дорогая подруга. Такой секрет непросто хранить, но им непросто и делиться. Ты перенесла этим летом столько, сколько все наши одноклассницы вместе взятые, и меня потрясает то, что ты можешь вообще говорить об этом нормально. Я была бы просто клубком печали и нервов. А ты, даже в твоем возрасте, как воплощение одновременно храбрости и стойкости.

В гипноз я не верю – или, скорее, не верила до твоего письма. Сейчас я уже не уверена, что и думать. Полагаю, это не просто дешевый трюк, как я раньше считала.

Что касается Озаренных, то я знаю, что 2 мои родители как-то сказали. Они осуждают тех, кто участвовал, боюсь, и верят, что его пациентами становились только те, кто считал себя лучше других. Я их мнения не разделяю. Думаешь, твои способности с ними как-то связаны?

Наша встреча в Le Canard Curieux все еще в силе. Это мое последнее письмо, потому что, пока ты его получишь, мы будем уже в двух днях от отъезда. Кроме сбора вещей я планирую потратить время, погрузив руки в землю (папа все еще на этом настаивает) и в тесто (но не одновременно, конечно).

С нетерпением жду нашей встречи. Так здорово читать твои слова, но я хочу их услышать лично. Несмотря на тон наших последних писем, я предрекаю, что мы еще как следует посмеемся. Не все же время нам быть серьезными, даже в сложных обстоятельствах, и я знаю, ты с этим согласишься.

До встречи.

Натали шумно выдохнула. «Спасибо тебе за понимание, Агнес».

Она узнала так много о себе и об окружающем мире, что сложно было поверить: отправленное неделю назад письмо уже устарело. Многое уже переменилось.

Она не могла дождаться встречи с Агнес.

В морге ничего не случилось; четвертая жертва все еще лежала на плите. Когда Натали после села в паровой трамвай, брошенная копия Le Petit Journal лежала на пустом сиденье рядом с ней.

ЧЕТВЕРТАЯ ЖЕРТВА ОПОЗНАНА КАК УЛИЧНАЯ ПРОСТИТУТКА ШАРЛОТТ БЕНУА

Шарлотт Бенуа. У нее было имя, но ее тело продолжали демонстрировать: ради шоу.

Натали не чувствовала с ней связи, так как не касалась стекла, и теперь она ощущала свою вину за это. Она не думала о ней столько же, сколько об Одетт, безымянной второй жертве и Мирабель.

«Разве не этого ты хотела? Чтобы тебя перестало поглощать безумие Темного художника?»

Теперь она чувствовала себя иначе, узнав имя: Шарлотт. Ощущение было новое, некая смесь с привкусом сожаления, капелькой неудовлетворенного любопытства, щепоткой облегчения. Может, так она себя и будет чувствовать теперь, когда отдалилась. Или, возможно, это соотношение изменится – больше того, меньше этого, полностью то, совсем без этого – со временем.

А может, Темный художник остановится или его поймают. Ей тогда надо будет обо всем этом подумать. И что станет с ее даром, когда убийства прекратятся? Случится ли это снова? Будет ли она видеть другие убийства? Почему именно эти ? Есть ли в них что-то особенное, пробудившее ее дар?

«Все это неважно. Я все равно больше не буду использовать эти способности».

Но они казались важными. Она по-прежнему хотела понять как можно больше.

Вскоре, когда передавала месье Патиноду статью, она спросила, есть ли у него пара минут, чтобы продолжить тот разговор.

– С радостью, – сказал он, закрывая дверь офиса. Арианны не было на месте.

– Наверное, мне не стоило бы это рассказывать, но… вы единственный, с кем я сейчас могу поговорить. После всего, что мы тогда обсудили, я не могу это от вас скрывать, – сказала она, кусая губу. Со вздохом она устроилась на стуле напротив его стола и объяснила, что мама получила переливание Энара, но не смогла получить магический дар. Несмотря на чувство вины из-за того, что выдала мамин секрет, она не знала, как поступить иначе. Месье Патинод имел способность отличать правду от лжи и почувствовал бы, если бы было что-то не так.

– Я храню много секретов, Натали. И обещаю никому не рассказывать.

Она посмотрела на месье Патинода, с его не такими уж толстыми сегодня очками, и подумала, как это должно быть сложно: знать всю правду, когда иногда легче принять меньшую ее версию.

Натали кашлянула.

– Я понимаю, что могу никогда не узнать, как и зачем у меня такой дар. И предпочитаю думать, что я получила то, чего не получила мама, а папина магия это как-то усилила. Что бы ни случилось и правильно это или нет, считаю себя одной из вас, Озаренных.