Александра Стрельникова - Танцы минус [СИ]

— Не волновайся, — Яблонский стоит у меня за спиной. — Все равно тебя штукатурить толстенным слоем придется.

— Это зачем же меня штукатурить? И вообще, шел бы ты, Ваня, отсюда. Не видишь — девушка не одета.

— А вот это я как раз очень даже хорошо вижу.

Проводит пальцами по моим голым плечам, по рукам, которыми я стискиваю на груди спадающее одеяло. Дыхание его делается тяжелым и прерывистым, руки проникают между складками, и вот он уже касается моей кожи. Отступать некуда. Позади раковина и чуть дальше, извините, унитаз. Не больно-то романтическое соседство… Даже отпихнуть его и то не могу. Руки заняты удержанием одеяла, а действовать ногами уже поздно — он прижался ко мне вплотную. Что делать-то? Орать? Набегут и увидят чудную картину… Не хочу.

И в этот самый миг он останавливается сам. Утыкается влажным лбом мне в плечо и замирает. Потом поднимает голову. В его серых глубоких глазах смятение и даже, пожалуй, боль.

— Прости, — откашливается, прогоняя из голоса хрипоту. — Что-то я увлекся. Мне, Маш, силком не надо. Я не из тех, кому подобное удовольствие дает. Я женщин не бью и не насилую. Я женщин люблю, холю и лелею. И тебя буду. Только скажи…

— Не могу я тебе, Иван, этого сказать…

— Знаю. Я подожду, Маш. Я подожду… Так. Ладно. Все успокоились, взяли себя в руки, — опускает свои собственные руки вниз и решительно застегивает штаны, которые непонятно когда оказались растопырены, выпустив наружу кое-что весьма примечательное. — Одевайся быстренько и пойдем. Тебя уже все ждут.

Ничего не понимаю. Кто ждет? Зачем ждет?

Сначала приходим к костюмерам, и меня незамедлительно обряжают в костюмчик главной героини нашего кина. Что за фигня? В гримерке мне примеряют блондинистый парик, а потом час кряду рисуют лицо. Линзы делают мои зеленоватые глаза карими, а чудеса макияжа превращают меня в губастенькую загорелую девицу без намека на веснушки.

— Супер, — заключает Яблонский. — Родная мама не узнает.

— Ты чего это замыслил?

— Пойдем. Увищ!

Опять это «увищ»! Идем. Приводит он меня на ту самую площадку, где уже который раз не удается отснять сцену танца главной героини. Тут все немного переделали. Теперь мизансцена выстроена так, что Иконников будет сидеть лицом прямо на камеру, а героиня, соответственно, танцевать спиной к зрителю. Только тут все понимаю. Уже собираюсь начать возражать, но он не дает мне и звука промолвить.

— Кто ко мне лез со словами, что только ты одна знаешь, как надо эту сцену играть? Не ты? Вот давай, покажи. А мы посмотрим. Или слабо?

— На слабо только идиоты попадаются.

— А ты не попадайся, а просто жахни, Маш. Вот как вчера, возьми и жахни. Иконников! Где эта звездища наша, прости господи? Вот он ты, дорогой ты мой, талантливый до необычайности. Садись. Видишь какая дивчина тебе танцевать будет? У меня стоит, как подумаю…

— У тебя, Иван, всегда стоит.

Общественность ржет. Яблонский обводит всех тяжелым взглядом.

— Значится так. Ржать закончили. Сосредоточились. Дублей не будет. Снимаете нашу раскрасавицу так, словно трахаетесь в последний раз перед кастрацией. Никакого, твою мать, брака, никаких криков: «Стоп, стоп, стоп, свет ушел!» Поняли меня? И ты, Олежечка, блин, уж расстарайся, забудь на пятнадцать минут свою новомодную ориентацию. Сыграй так, чтобы возбуждение твое, твою мать, очевидным было. Всем все понятно? Моторимся по моей команде. А ты, Маш, давай, жахни так, чтобы дух вон!

Как ни странно эта его полная мата речь заводит всех. Великий и могучий все-таки у нас русский язык! Чувствую — поджилки дрожат, но не от страха, а именно от возбуждения. Внезапно понимаю, что мне нужно сделать, чтобы станцевать так, как меня просят. Так, чтобы шерсть у всех дыбом встала. Да и не только шерсть. На самом деле все просто: достаточно представить себе на месте Иконникова Егора… Как бы я ему станцевала, пытаясь вернуть, пытаясь убедить в своей любви, в своей вечной преданности, в своей нужности?.. Прикрываю глаза. Кто-то хватает меня за руку и сдвигает на полшага.

— Отсюда пойдешь.

— Твою мать!!! Отойдите, блин, от нее на хрен!!! — это Яблонский. — Музыка пошла! Моторимся! Поехали, господа и дамы!

Смотрю на Иконникова и вижу, как меняется выражение его глаз. То ли тоже входит в образ. То ли мой настрой на него так действует… Сцену помню очень хорошо. Сколько раз ее прогоняли! Действую почти автоматически, а сама думаю, вспоминаю… Егор! Горячая лава обид и ревности. Горечь утраты. Страстное желание вернуть, оставить рядом с собой, в себе, навсегда… Танец обволакивает меня. Мы едины, мы сливаемся, мы горим. И взгляд Иконникова, прикованный ко мне, тоже горит…

— Крупняк, твою мать! Крупно его рожу возьмите. Какой кадр! Какой, блин, кадр!

Танцую. Танцую, не отрывая глаз от Иконникова, думая только о том, что хочу его, возьму его, отдамся ему сразу после того, как закончится съемка. Ведь он для меня сейчас Егор… Грудь Иконникова пляшет под взмокшей рубашкой, на шее вздуваются жилы, на чисто выбритой верхней губе проступают капельки пота. Да, мой хороший, да. Вот так, милый…

— Стоп!

Как током ударяет.

— Снято! Твою мать! Офигительно! Это было просто офигительно! Машка! Ты гений! И ты Иконников тоже — гений. Аж упрел, звездища ты моя! На попей водички, охолонись.

Яблонский сует под нос Иконникову бутылку с водой. Но тот все еще плохо воспринимает реальность, обводя съемочную группу диким взглядом. К нему тут же подскакивают с одной стороны костюмерша, с другой гример. Первая начинает расстегивать рубашку на мужественной груди нашего мачо и бережно промакиваать выступивший на ней пот прохладным влажным полотенчиком. Второй заботливо пудрит ему лоб и нос. Картина маслом. И это здоровенный взрослый мужик! Особенно забавно с учетом того, что, несмотря на свою «голубизну», Иконников не только в кадре, но и в жизни упорно продолжает играть роль крутого парня. Все его нерабочие разговоры только о том, как «он с парнями в окопе», «с автоматом в руках»…

Вояка, блин! А ведь сам даже в армии не служил! Если верить размещенной в интернете на его же собственном сайте биографии, Олег Иконников год проучился в каком-то военном училище, которое после благополучно бросил. Вот и весь его реальный «боевой» опыт. Но при этом ездить «на войну», пить там с настоящими мужиками, польщенными вниманием этого «великого русского актера» ему нравится. Нравится иметь в друзьях людей, которые в отличие от самого Иконникова не играют в войну, а на самом деле воюют. Может, возбуждают они его. Может он таким образом имидж себе зарабатывает. Олег-то в отличие от многих других наших актеров, свое увлечение педерастией скрывает, как только может.

Не больно-то верю, что «звездища наша» хоть раз на самом деле сидела на передовой в окопе во время реального боя. Не пустили бы его. А если он «ребят» все-таки уговорил и его туда повели, то это с его стороны и вовсе скотство. Ведь, чтобы прикрыть этого неумеху от реальной опасности, мужики сами ох как подставляются. Собой же этого говнюка прикрывают, своими жизнями рискуют, чтобы он из себя малясь героя поизображал, а потом хвастался этим всем и каждому, упиваясь вниманием непосвященных.