Александра Стрельникова - Жизнь - жестянка [СИ]

А утром мы все узнаем, что Коршун арестован за двойное убийство. Кондрат и Стрельников, услышав новости, стремительно отбывают в неизвестном направлении. Возвращаются часа через три. Злые и дерганые. Тем не менее склоняют свой высочайший слух к моим мольбам и кое-что рассказывают.

Оказывается Коршуна взяли прямо «на месте преступления». Свидетелями убийства, которое он совершил, стали сразу трое. Добры молодцы утверждают, что сами они люди не местные, гуляли себе по темной предрассветной улице, потому как у тамошней помойки очень уж красиво было, никого не трогали, и тут на них ни с того, ни с сего напал Коршунов. Один. На пятерых. Двоих убил голыми руками, третьего покалечил, а двое отделались легкими повреждениями.

Все это шито белыми нитками. А потому, вывод, к которому приходит Стрельников, ни у кого никаких сомнений не вызывает:

— Это подстава.

— А сам-то он как?..

Мне страшно. Один против пятерых. Кондратьев только плечами пожимает.

— Да что ему сделается-то? Ну физиономия расквашена… Подумаешь…

Подумаешь! Ничего себе — подумаешь!

— Мы должны ему помочь!

В ответ оба косятся на меня весьма иронически.

— Мне нравится это «мы», — ворчит себе под нос Стрельников, а Кондратьев только пожимает плечами.

— Как?

— По-моему, это очевидно. Нужно звонить Борзунову. Административный ресурс в нашей стране — это сила.

Переглядываются.

— Если уж ты настаиваешь на упоминании этой фамилии, то во-первых, я уверен, что господин Борзунов об аресте Коршуна уже прекрасно осведомлен, во-вторых, наверняка, как и мы, не сомневается, что затеянная подстава — шаг не против Коршуна, а против него самого, в-третьих… В-третьих, звонить мы ему просто не будем.

— Почему?

— Потому что Коршун нам этого не простит, а ссорится я с ним никак не намерен.

Опять они загадками заговорили…

— Слушайте, а это нападение на него как-то связано с тем, что Сергей нашел в пряжке? Что там все-таки было?

— Не твоего ума дело! Вот ведь неугомонная баба! Навязалась на нашу голову…

— Я не навязывалась! Хоть сейчас уйду.

— Ага. И тебя тут же кокнут, а потом из тюряги выйдет Коршун и кокнет нас.

— Как же он выйдет, если вы ему помочь не хотите?

— Бля-я-я…

Стрельников опять страдальчески прикрывает рукой глаза, всячески демонстрируя мне, как же я его замучила.

— Тогда я сама позвоню Борзунову. Мне бояться поссориться с вашим Коршуном нечего. Я ему и так — вражина. Так что…

— Вот так прям возьмешь и позвонишь?

— Вот так прям возьму и позвоню!

И действительно звоню, пока запал не прошел. Номер его мобильного зашит в моем телефоне уже давно. Да, мы знакомы, но я предпочитаю вспоминать об этом пореже… Трубку долго не берут. Потом сухой мужской голос коротко произносит:

— Да.

— Александр Петрович, здравствуйте. Это вас Ксения Соболева беспокоит. Вы… Вы можете со мной поговорить?

Длинная пауза. Вряд ли он забыл меня. Наверно просто прикидывает, чем ему грозит этот звонок. Тоже молчу, жду. Наконец:

— Да.

— Я по поводу Сергея Коршунова…

Пауза еще длиннее.

— Я не могу и не хочу сейчас об этом говорить даже с вами, Ксения. Простите…

— А когда?

— Когда что-то буду понимать.

Молчим. Вздыхает.

— Вы-то какой судьбой в этом деле?

— Мы… Мы с ним соседи.

— Ну да… Позвоните мне через неделю, Ксения, может быть…

Я закипаю.

— Неделя в вашем высоком кресле и неделя в СИЗО — это разные вещи.

Опять молчит, видимо сдерживая себя. Потом:

— Я знаю.

И короткие гудки.

— Ну ты даешь!

Это Стрельников. Кондратьев более практичен:

— Что сказал? Послал?

— Что-то типа того.

Стискиваю зубы. Не могу это все так оставить. Ничего… Еще поглядим как он после запоет… Набираю еще один номер и с всегдашним облегчением слышу дорогой мне голос. Бабушка. Она — моя единственная близкая душа на всей земле. Родители уже довольно давно не имеют к моей жизни никакого отношения. Причем каждый по отдельности. Объединяет их теперь только это — полное неимение отношения ко мне…

Еще лет пятнадцать назад бабушка вышла замуж за какого-то французика и с тех пор проживает в городе Париже. Сейчас ей семьдесят, в пору замужества соответственно было 55, но французик словно ума лишился. Да и было от чего. Бабуля и сегодня даст фору любой молодой красотке. Глаз горит, спина прямая… Аристократка. И откуда что взялось?

Недавно она овдовела — французик не вынес ее темперамента и, хоть и был моложе, слег в могилу. И что вы думаете? Года не прошло, как у бабушки завелся «сердешный друг». Это она так говорит. Роскошный седовласый бонвиван, гроза дамских сердец, который ходит теперь за бабушкой как хорошо дрессированная болонка. По крайней мере тапочки точно приносит — я видела. И почему я пошла неизвестно в кого, а не в эту шикарную роковую женщину?!

Бабуля тут же спрашивает подозрительно:

— Что у тебя случилось?

— Почему сразу…

— Ах брось, Ксюш. Ты ж никогда и никому не звонишь. Если уж переборола себя и набрала, значит и правда что-то серьезное.

Умная женщина, не то что я.

Кошусь на Кондратьева и Стрельникова. У обоих на лицах написан веселый скепсис. Еще бы! Бабушка какая-то нарисовалась. Но я знаю, что делаю. Дело в том, что до помянутого мной француза бабушка в течение многих лет была замужем за другим человеком. За моим дедом. Любила она его без памяти, несмотря на разницу почти в двадцать лет. И долго убивалась, когда тот скончался от сердечного приступа.

Дед занимал более чем значимый пост в иерархии почившей в бозе Страны Советов. Был уважаем и чтим. Причем не за сам пост, а за свои человеческие качества. Говорят, лютый был мужик. Жаль, что я его почти не помню. Только фотографии — он, как дуб, лицо по-крестьянски широкоскулое, нос короткий, губ почти нет — так плотно сжаты. А рядом бабуля — фея, принцесса, эльфийка. Глазищи в пол лица, улыбка… Да такая, что мужики, которые ту фотку видели, всегда вздыхали над ней ну совершенно одинаково. Талия — тончайшая. Белый газовый шарф не столько прячет, сколько делает еще более притягательной стройную шею и верх высокой груди. Только видя бабулю, понимаешь как огромен дед. Выше ее больше чем на голову. Плечи, руки… Эх! Мечта, а не мужчина. Не прост, как и все по-настоящему сильные мужики. Бабуля говорила — ох как тяжело ей с ним было. Умен, честолюбив, мстителен, никому ничего не прощал и не спускал. Даже ей. Точнее так: ей в особенности. Но и случись чего — убил бы за нее не раздумывая.

Он умер, а она осталась. И остались те, кого он к себе приблизил — его ученики и последователи. И бабулю они никогда не забывали. Не потому, что дед так им наказал, а потому, что ее саму уважали, ценили и наверно все-таки были в нее немного влюблены. Иначе к ней нормальный мужик относиться просто не в состоянии. Что сказать еще? Сегодня все люди из былой команды деда если и не на самой вершине власти, то очень близко к ней. Александр Петрович Борзунов среди них — не последний человек.