Гарольд Мазур - Зарой меня глубже. Такая богатая, такая красивая и такая мертвая. Представление окончено

— Но ведь она все равно собиралась продать акции?

— Она всегда делала то, что хотела. Вы знаете, что она думала о компании — считала ее машиной для разрушения и войн.

— Вы с этим спорили?

— Немного. Конечно, мне нужна была карьера, но больше всего мне нужно было, чтобы Линда была счастлива.

— И Вы согласились с продажей.

— Минутку. Я ни на что такое не соглашался, но это были ее акции, и она делала, что хотела. После того, как Пристин меня уволил, я подумал, что это будет хорошей идеей. Хотел бы я посмотреть на него, когда он понял!

Он что-то вспомнил и дернул меня за рукав.

— Вы сказали, что говорили с Де Виттом. Можете поговорить ним еще раз?

— Если в этом есть нужда.

Мур понизил голос:

— Скажите ему, что в воздухе что-то носится, и Пристин это уловил. Он умный парень. На следующем заседании совета директоров он увеличит дивиденды до пятидесяти процентов. — Он следил за моей реакцией, но ее не последовало.

— Звучит неплохо, — кивнул я.

— Неплохо! Да это астрономическая сумма.

— Должно быть, доходы неплохие.

Он стукнул кулаком по столу:

— Если бы! Они совсем не высоки, наоборот.

Я ничего не понимал, в чем и сознался.

— А я понимаю. Вот таков Пристин — умный и проницательный. Вы что-нибудь знаете о рынке акций?

— Немного.

— Сейчас поймете. За последние несколько лет «Лейзинг индастриз», как и многие другие компании в химической промышленности, находилась в выгодном положении. Разрабатывалась новая продукция, а большая часть доходов вкладывалась в бизнес. Но резервы были огромными, так как дивиденды всегда держали на минимуме. Правление никогда не обнародовало все доходы. Теперь они легко могут поднять дивиденды, даже на пятьдесят процентов.

— Но почему?

— Прежде всего, семья контролирует около шестидесяти процентов акций, так что они передают их сами себе. Но есть еще одно. Мне кажется, Пристин услышал о синдикате Де Витта. Акции «Лейзинг» котируются на открытом рынке, и Пристин не может остановить их покупку. Но может сделать ее настолько невыгодной, что всем придется притормозить.

Я понял и кивнул:

— Ага, Пристин увеличивает дивиденды, и цена акций взлетает. Де Витту придется ограничить свою активность.

— Да. А Де Витт не берется за дело, если не может заполучить компанию с выгодой для себя.

— А у Пристина хватит влияния?

Мур кивнул:

— Да. Правление ничего не значит. И не забывайте еще об одном.

— О чем?

— Увеличив дивиденды, он приобретет расположение акционеров. Если будет случай голосовать, как Вы думаете, кого они поддержат?

— Любое правление с большими доходами и выплатой хороших дивидендов.

— Точно. И я собираюсь этим воспользоваться.

— Вы?

— Да. Каждый полученный доллар я вкладываю в акции «Лейзинг». Когда новый размер дивидендов объявят официально и курс акций взлетит, я все продам.

— Звучит надежно.

— Так и есть.

— Если только надежен ваш источник информации.

— Знаете. Джордан, я десять лет в этой компании, и я бы там остался, не умри старик. За это время человек обзаводится друзьями. У меня прямая связь с советом директоров.

— Ладно, — вздохнул я. — Расскажите мне о Пристине. Вы его лучше знаете. Он способен на убийство?

Мур помолчал:

— Чтобы сохранить контроль над «Лейзинг», он пойдет на что угодно, но убийство… не знаю.

Я посмотрел на него с уважением. Хоть он и не ладил с этим человеком, ему не хотелось его обвинять. Одно дело — жадность, другое — убийство.

Я попросил у официанта счет.

Мур загадочно улыбнулся:

— Вам следует подсуетиться, Джордан, и купить акции «Лейзинг».

— Только не мне, — покачал я головой.

— Вы легко сможете заработать.

— И легко потерять.

— Ну, нынче такое случается редко.

— Почему?

— Потому что публика сходит с ума. Раньше люди не вкладывали, а спекулировали. Они покупали по десять процентов и не могли потом окупить затраты. Нынче все иначе. Больше нет десяти процентов, люди покупают акции и держат их в расчете на прибыль. Крупные партии принадлежат трестам и университетам. Если рынок колеблется, паники нет, владельцы могут позволить себе держаться, а это придает стабильность всем акциям. Джордан, Вы думаете, Вашим деньгам надежнее в банке? О нет. Из-за инфляции Ваши доллары обесцениваются. Вложите их в акции. Это просто здравый смысл.

Он все-таки вынудил меня отправиться прямо к брокеру, открыть счет и купить сто акций «Лейзинг». Теперь и я участвовал в американском бизнесе.

Я позвонил Кэссиди от брокера.

— Есть сообщения?

— Кто говорит? — официально поинтересовалась она.

— Тут в будке жарко, — фыркнул я. — Ты хочешь, чтобы я урезал тебе жалование?

— Ах, это ты. Я так редко тебя слышу, что забыла голос. Да, есть сообщение от мистера Калхейма.

— А кто это?

— Клерк из Сэрроугейт-корт. Ты подал петицию, но ведь ее должен подписать Данэм.

— Да, я знал это.

— И что?

— Он пока недоступен. Я подумал, что так сойдет, потом исправим.

— Клерк хочет, чтобы мы исправили сейчас.

— Ладно, — вздохнул я. — Посмотрю, что можно сделать.

Я вышел из будки и прислушался к обрывкам разговоров брокеров, которые наблюдали за котировками.

— Не доверяйте Вашингтону…

— Следите за Ближним Востоком…

— Все зависит от профсоюзов…

Фьючерсы, игра на понижение, на повышение…

Мне захотелось заорать:

— Почему бы вам не заняться работой, бездельники!

Я пошел в суд и забрал петицию Клайда Данэма.

Клерку я сказал, что просмотрел отсутствие подписи. После обеда я поехал к Фэй Стэнтон.

Она открыла мне, стирая с лица крем, в халате и бигуди. Даже так она выглядела прехорошенькой. Не смущаясь, она пригласила меня войти.

— Вы что-нибудь слышали о Клайде? — спросил я.

— Нет.

Его разыскивала половина полицейских, так что напрасно было ждать другого ответа. Я сказал:

— Фэй, я не полицейский, я его адвокат. Мне нужно кое-что выяснить.

Она продолжала смотреть на меня.

— Вы ведь читали газеты? — спросил я.

— Да.

— Тогда Вы знаете, что на Клайда пытаются навесить и убийство Цицерона. Они думают, что Цицерон видел, как он возвращался в квартиру.

— Клайд невиновен.

— Мы с вами так думаем, но согласятся ли присяжные? Лучше бы Клайд в момент убийства Цицерона сидел в тюрьме.

— Он не переносит заключения.

— Я знаю, потому я пытаюсь добыть доказательства, чтобы снять с него подозрение.

— Сьюзен мне говорила, и мы это ценим.

— Он звонил Сьюзен, Вы знаете?

Она кивнула.

— Сьюзен его сестра, а Вы его подруга. Он любит Вас и должен был звонить Вам.

Она невозмутимо посмотрела на меня.

— А что, если и так?

— Тогда я хочу, чтобы Вы мне помогли. Мне надо его видеть.