Сергей Гайдуков - Музыка в сумерках

Свой обед он завершил ста граммами теплой водки в граненом стакане — другой посуды в кафе не было. Потом Николай отодвинул пустой стакан, вытер лицо и озабоченно спросил:

— А сколько там уже натикало?

Часов у него тоже не было.

— Пять минут шестого, — ответил я, и Николай заторопился.

— Уже пора, — сказал он и вскочил из-за стола.

— Куда пора?

— Звонить, — пояснил Николай. — Им, — и он припустил к выходу из кафе. Через окно я видел, как мой клиент побежал к телефонам-автоматам, долго искал исправный, потом набрал номер и приник к трубке. Разговор длился не больше минуты, и Николай вернулся в кафе. Я допивал мерзкий напиток местного изготовления и прикидывал в уме, сколько еще может продлиться эта пытка жарой и Николаем.

— Позвонил, — сказал Николай, садясь на свое место. — Все мне сказали. Я знаю, куда нужно ехать.

— Это хорошо, — вздохнул я.

— Ага, — согласился Николай. — А ты молодец, нормально баранку крутишь! — произнес он комплимент, от которого я едва не поперхнулся. — Вот тебе аванс, — и он бережно вытащил из кармана две зеленые бумажки, отсоединил одну слипшуюся купюру от другой и положил на скатерть передо мной.

— Большое спасибо, — сказал я. — И далеко нам теперь ехать?

— Далеко, — кивнул Николай. — Ведь нужно такое место... Чтобы никого вокруг. Сам понимаешь.

— Да уж, — сказал я. Понятно было лишь одно — бесполезно пытаться выискать какой-то смысл во всех этих словах и поступках. Может, смысл-то и существовал, но знал о его существовании только Николай. А может, и вообще никакого смысла не было. Был лишь жаркий и очень неудачный для меня день, когда я был вынужден работать личным шофером у одного не совсем нормального типа с оплатой двести долларов в сутки.

— Все вроде бы нормально вышло, — произнес вдруг Николай, обращаясь даже не ко мне, а куда-то в пространство между мной и соседним столиком. — Вроде бы все как надо сделал. Они должны быть довольны. Они не должны ничего такого... — Внезапно он уронил голову, ткнулся лбом в лежащие на поверхности стола руки и затрясся.

Я отнесся к этому спокойно. Моей философией в тот момент было: «И это пройдет». Я терпеливо ждал конца дня, как раненый, изнывающий от дикой боли в изувеченной ноге, ждет ее ампутации. Нужно перетерпеть, и тогда, возможно, станет лучше.

Дородная официантка, проплывавшая рядом, не была приучена к выходкам Николая и не была знакома с моей философской системой.

— Это что, что с ним? — опасливо спросила она. — Плохо вашему товарищу, да?

— Ему хорошо, — сказал я. — Выпил лишнего, вот и все.

— Лишнего?! — официантка восприняла это как неумную шутку. — Я же помню, я всего сто грамм приносила!

— А много ли ему надо? — развел я руками. — Он только что вернулся из долгой командировки в одну арабскую страну, где алкогольные напитки запрещены законом. Два года капли в рот не брал, представляете?

— Ох, бедный, — понимающе кивнула официантка. — Как же он там продержался-то?

— С большим трудом. И теперь с большим трудом привыкает к нашей жизни. По пятьдесят грамм, по сто... Не волнуйтесь, сейчас с ним будет все в порядке. Все будет о'кей.

— Нет, — вдруг поднял голову Николай и посмотрел на меня тоскливыми глазами. — Все уже никогда не будет о'кей.

Я вздрогнул — фраза была произнесена по-английски. Официантка восприняла это как должное и уплыла по своим делам.

Я посмотрел ей вслед, посмотрел, как Николай вытирает платком уголки глаз, и спросил:

— И почему же все уже никогда не будет хорошо?

— По кочану, — сказал Николай, шмыгнул носом и убрал платок, пропитанный слезами, в карман.

Было восемь часов вечера, когда я заглушил мотор.

— Приехали, — прошептал Николай.

Это была опушка леса, и мы добирались сюда какими-то странными окольными дорогами, во время путешествия по которым я впервые порадовался, что уже которую неделю стоит страшная жара, иссушившая почву. Достаточно было случиться пару дней назад небольшому дождю, и где-нибудь на пути сюда мы непременно завязли бы под сенью сосновых ветвей.

— Они еще не приехали, — сообщил мне Николай, хотя это можно было и не говорить. Ветра не было, деревья стояли неподвижно, будто так и существовали с начала времен. Было слышно жужжание мошек, и тем более был бы услышан шум подъезжающей машины.

Но пока можно было считать, что мы находимся в доме отдыха: тишина, покой, запах хвои. Я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Впервые я получал положительные эмоции. Если не считать того эпизода, когда я угодил Николаю локтем в рот.

— Ты вот что... — прошептал Николай. — Ты давай не спи.

— Почему это? — сонно осведомился я. — Ты делай там свои дела, встречайся с кем надо... Потом разбудишь меня.

— Нет, не так, — сказал Николай и стал трясти меня за плечо. Я открыл глаза.

— Ну что еще?

— Спать-то сейчас не время, — прошептал Николай. — Совсем не время спать. Они же скоро приедут.

— Так они же к тебе приедут, не ко мне. Мне до них нет никакого дела, — равнодушно отозвался я. — Решай свои проблемы, а я подремлю.

— Ну не будь ты таким кретином! — сказал Николай. — С этими людьми так нельзя! Нельзя спать, когда они приезжают. Надо смотреть.

— Важные люди? — поинтересовался я. Это и вправду было интересно — кто может приехать на встречу с этим человеком в лес вечером? Еще парочка таких кретинов? Ну нет, мне на сегодня хватит.

— Они такие... — прошептал Николай, сводя брови на переносице в острый угол. — Они хотят, чтобы все было по-ихнему. Я сделал, я все сделал. Но они могут и обмануть. Они же сволочи... Они же... Ребенку же музыкой надо заниматься, а эти...

Фраза о ребенке заставила меня приоткрыть глаза.

— А они, значит, не думают, что ребенок должен заниматься музыкой? — сделал я свой вывод из этих словесных обрывков.

— Они вообще ни о чем не думают, — прошептал Николай, словно сообщил мне большой секрет. — И хотят, чтобы все было по-ихнему. А когда не по-ихнему... Ох! — Он уткнулся головой в ладони и замычал тягостно и протяжно.

— Спокойствие, — сказал я. — Держи себя в руках. Мы уже на месте. Твой ящик с тобой. Сумка с тобой. Они приедут, и все будет хорошо, — тут я вспомнил, что «хорошо уже никогда не будет», но слишком поздно.

Николай оторвал лицо от ладоней и напомнил мне:

— Не будет уже хорошо. Они такие... Кстати, — он оживился, — я как раз для тебя одну вещь взял...

— Ну-ка, — я хотел отвлечь его от горестных рыданий, — что ты мне за подарок приготовил? Те самые знаменитые ботинки?

— Нет, ботинки еще на мне, я их тебе потом отдам. Вот, смотри. — Николай поставил черную спортивную сумку себе на колени и расстегнул замок. — Смотри, это для тебя.

— Посмотрим. — Я перегнулся через спинку сиденья, чтобы заглянуть внутрь сумки.