Эд Макбейн - Людоед, который объелся (сборник)

Трубка Мак-Айвера погасла. Он потянулся было за спичками, но передумал и положил трубку на стол. Джон заметил, что руки его дрожат.

— Я поехал в гостиницу,— мрачно сказал Мак-Айвер.— Подошел к номеру 62 и постучал. В комнате была Кэтлин — пьяная, в истерике. Мне пришлось здорово похлестать ее по щекам, прежде чем она пришла в себя. Тогда она мне все рассказала. Человек, которого она любит,— Обри Мун. В то время Муну, должно быть, было за шестьдесят, но такие знаменитости, как он, не имеют возраста. Думаю, он просто ошеломил ее, обещая дом в Лондоне, виллу к Каннах, квартиру в Нью-Йорке, платья, бриллианты... Бог знает, что еще! Она была не такая уж дурочка, чтоб поверить в подобную болтовню. Кто знает? Главное то, что Мун надругался над ней и бросил. Она была на грани самоубийства. И в этот самый момент в номер вошли полковник, директор отеля и частный сыщик. Полковник тут же решил, что я и есть тот самый «мистер Уилсон», который зарегистрировался в отеле вместе с «миссис Уилсон» — его женой. Разумеется, я отрицал это. Надо сказать, что и Кэтлин отрицала — и тогда, и позже. Она сказала правду — тот человек, который месяц или два снимал этот номер, назвавшись «мистер Уилсон», был на самом деле Обри Мун. И знаешь, Джонни, что было потом? Дежурный клерк под присягой показал, что именно я расписался в журнале. Горничная и официант заявили, что видели меня в номере с Кэтлин. При этом они с жалостью смотрели на меня. Все знали, как выглядит Обри Мун. Никто не мог бы спутать его со мной! Я не знаю, как это могло случиться, Джонни. Меня судили военно-полевым судом на основании ложных показаний. К счастью, обвинение в шпионаже провалилось. Но Мун не успокоился. Целью его было дискредитировать меня, изгнать из Англии. Я не смог удержаться ни на одной работе. Меня увольняли отовсюду. Платные агенты Муна не отпускали меня ни на минуту. Вечное, вечное преследование, целых семь лет, Джонни! Однажды я пошел к нему. Он рассмеялся мне в лицо и напомнил тот случай в офицерской столовой. И я понял, что он никогда не оставит меня в покое. Я понял, что беспомощен против таких денег и такого влияния. Никому не удастся задеть его тщеславие — и остаться в живых. Из этого я сделал такой вывод, Джонни,— бороться против денег бесполезно! Богатый всегда добьется своей цели, честная она или нет. Одно время я надеялся, что Мун устанет непрерывно преследовать меня. Не тут-то было! Теперь я точно знаю — он не устанет никогда...

После долгого молчания Джон сказал:

— Одного только не понимаю, отец. Тебя застали в номере этой леди случайно?

Мак-Айвер устало покачал головой.

— Мун хотел порвать с Кэтлин. Он устроил за ней слежку. Должно быть, кто-то подслушал нас в тот вечер, когда она просила о помощи. Вероятно, он был в восторге. Одним ударом убить двух зайцев! Он дождался момента, когда она позвонила мне и пригласила в отель. Там уже ждали подкупленные им свидетели. Полковника известили — ловушка захлопнулась. Все это правда, Джонни, истинная правда! И что бы тебе потом ни говорили, верь мне!

Джон почувствовал, как в нем закипает гнев.

Мак-Айвер сжал руку сына.

— Никогда не пытайся вступить с ним в борьбу из-за меня, Джонни! Ты не сможешь выиграть. Кончится это тем, что и ты попадешь в список его жертв и окажешься там, где сейчас я.

Через два дня капитан Уоррен Мак-Айвер прострелил себе голову в ливерпульской гостинице, и вся эта полузабытая история вновь появилась на страницах газет. Но даже в своем горе Джон заметил, что «истина» уже превратилась в неясный призрак.

Трагическое самоубийство Уоррена Мак-Айвера должно было стать окончанием этой саги. Но не стало.

Джон с матерью вернулись в Америку. Мун в это время жил в Нью-Йорке, в баснословно богатом отеле «Бомонд». Джон снял небольшую квартирку в Гринич-Виллидж. Ему нужно было срочно найти работу, чтобы содержать себя и мать. Но, увы, он не владел ни одной гражданской специальностью. Ему пришла в голову мысль применить свой опыт военного летчика в одном из крупных аэропортов или на коммерческих авиалиниях.

Джон справился насчет работы в «Интернэшнл». В заявлении требовалось указать свое имя, фамилии родителей и множество других подробностей. Когда он уходил из отдела кадров, кто-то его сфотографировал. В тот же день в вечерних газетах появилась фотография — весьма плохая — и история о том, что Джон Мак-Айвер, сын человека, продавшего секрет атомной бомбы, обратился с просьбой устроить его на работу.

И тогда начались его мытарства. Трудно было поверить в правдоподобность истории, которую рассказал ему отец, но теперь Джон понял, что это была холодная, жестокая правда. Он не мог устроиться на работу. Поступив куда-либо, он вскоре получал отказ. Он требовал объяснений — тщетно. Наконец он предпринял отчаянный шаг — взял фамилию матери. Он получил работу на авиалинии Кьюнард Лайн. Так он попал в Лондон, где познакомился с Тони Вейлом, другом Шамбрена. Потом в один день его вдруг уволили без всякой причины. Он пошел к директору по кадрам, который был, в сущности, совсем неплохой малый. Кто-то намекнул начальству, что он — сын Уоррена Мак-Айвера, объяснил ему тот по секрету. Очень жаль, но всегда есть риск нежелательной огласки.

И началось: статист в каком-то фильме, воспитатель в летнем лагере для мальчиков, споры с профсоюзами ради получения карточки, которая давала, бы ему возможность устроиться на работу... В разгар этих бедствий умерла мать. Это не было неожиданностью. Многие месяцы он следил за ней, с ужасом замечая, как она слабеет и падает духом. Сердечная недостаточность — так ему сказали. Но Джон-то знал, в чем дело. Медленное и неуклонное уничтожение на ее глазах мужа, а теперь и сына оказалось непосильным испытанием для женщины.

Возвращаясь домой с похорон, Джон Уилз вдруг заметил за собой новую привычку — говорить вслух.

— Мун ее убийца! — сказал он так громко, что двое прохожих обернулись и уставились на него.

Положение его не улучшалось. Бесконечные неудачи, за которыми стоял Обри Мун, следовали за ним повсюду.

Однажды утром он получил заказное письмо с уведомлением, которое надлежало отправить по адресу: ящик 2197, Главпочтамт. Он распечатал письмо и прочел:

«Дорогой Джон Уилз!

Мне хорошо известна Ваша ненависть к Обри Муну. Я знаю в точности состояние Ваших финансов. У меня к Вам предложение, которое могло бы одновременно удовлетворить Вашу жажду мести и потребность в деньгах».

Он дочитал до конца. Деньги будут выплачены ему в том случае, если к полуночи 20 февраля Муна не будет в живых.

Конечно же, это шутка! Подлая, глупая шутка! Но когда он зашел в Уолтон Трест на Медисон-авеню, деньги там были. Его деньги! Банк получил денежный ордер с распоряжением открыть на указанную сумму текущий счет на имя Джона Уилза. Деньги принадлежали ему! Никто другой не мог их получить.