Эллери Куин - Смерть в театре (сборник)

Полхэм взглянул на Шанса:

— Знаете что, выпейте-ка что-нибудь сначала. И присядьте.

— Значит, я знаю этого человека?

— Имя убитого — Рекс Хандлей!

— То есть как это? Рекс Хандлей? Но это невозможно! Он погиб двадцать лет назад...

— Как видно, одно не исключает другого. Но это еще не все, слушайте дальше. По ходу дела обнаружились связи с тем происшествием в театре, которое расследую сейчас я. Меня вызвали. Я отправился в морг и узнал в убитом Лея Кинга, которого вы называли Хемингуэем.

Шанс взглянул на Полхэма, а потом, схватившись двумя руками за голову, пошел к бару.

Хемингуэй!

Удар, нанесенный сообщением Полхэма, был не из тех, на который можно было бы сразу правильно отреагировать. Ночной сторож театра, бородатый Хемингуэй, является человеком, которого оплакивают как убитого его жена, единственный сын и старичок-дядя, заменивший ему отца?

Налив стакан «Бурбона» дрожащими и непослушными руками и залпом выпив его, Шанс снова обрел способность соображать. И сразу же возникло множество противоречивых вопросов.

Его жена? Но могла ли Люси быть его женой, раз уже три года он работал в театре, ежедневно встречался с ней, разговаривал, выполнял ее поручения? Не далее как сегодня утром она сказала о нем: «Кто знает, что он думает обо мне?», имея в виду, что она могла, сама того не зная, обидеть его или задеть его уязвимые места...

Шанс повернулся к Полхэму и протянул ему бутылку, но капитан отказался, покачав головой:

—- Мне еще предстоит уйма работы, особенно учитывая тот оборот, который сейчас приобрело дело. Если же я выпью, то сразу усну. Я бы вас попросил, если эго несложно, чашку черного кофе или крепкого чая.

Шанс пошел на кухню, зажег газ, поставил на плиту кофейник, потом достал из буфета чашку с блюдечком и банку растворимого кофе. Это было все настолько привычным, что Шанс выполнял эти манипуляции автоматически, думая совершенно о другом.

Убит Хемингуэй, а на самом деле Рекс Хандлей, муж Люси! Можно не сомневаться — она знала, что он жив, на протяжении этих трех лет. Вообще-то говоря, возможно, и гораздо дольше...

Он умер ужасной смертью.

Джералд говорил правильно, утверждая, что одно преступление влечет за собой другое, чаще всего — более тяжкое.

Шанс вышел из кухни и достал из небольшого столика, стоящего у двери в гостиную, незаконченное письмо Ады Тауэрс. Это письмо он отдал капитану.

— Я намеревался передать его вам еще вчера,— сказал Шанс глухим голосом.— Мне не удалось это сделать, а утром пришли анонимки, и я совершенно закрутился. Пока не читайте письмо и послушайте меня, иначе я опять забуду рассказать вам об одной важной вещи.

Он описал историю с портретом, сказав в заключение:

— Вот, Полхэм, какие у меня сумбурные новости.

Покрасневшие от усталости глаза Полхэма пробегали строчки, написанные Адой Тауэрс: «тайна счастья Джефа», «это был не мой секрет»...

Покончив с запиской, он посмотрел на Шанса.

— Скажите, кульминацией был момент, когда Люси объявила о наличии якобы наследственного безумия в семье Рекса?

— Да. Позднее она отказалась от своих слов. Впрочем, с самого начала было ясно, что это ложь.

— Да, но тогда, когда она об этом заявила, старая миссис Тауэрс сразу же сказала, что это глупость! Следовательно, надо думать, что она к вам отправилась, чтобы доказать, что Люси солгала. Пожалуй, не придумаешь лучшего доказательства, чем поведать о живом отце, Рексе-Хемингуэе, который и не думал кончать жизнь самоубийством и был более уравновешенным, чем Люси?

Шанс внезапно вспомнил, как он спросил у Хемингуэя, как тот узнал старую миссис Тауэрс, когда она пришла в театр? «Само собой разумеется, она мне об этом сказала»,— ответил он.

— Получается, Хемингуэй покончил с собой,— задумчиво произнес Шанс.

— Никогда не торопитесь с выводами,— назидательным тоном произнес Полхэм.— Вы помните, я говорил, что какой-то острый предмет проник ему через глазницу в мозг? До заключения патологоанатома трудно что-либо добавить, но лично я убежден, что именно это вызвало его гибель, а вовсе не несчастный случай от падения. Мне пришлось видеть множество ранений, как вы сами понимаете. Удар, по-моему, нанесен чем-то острым, может быть, даже штыком или металлическим прутом, стержнем, новомодной шариковой ручкой в форме кинжала... Вот каково мое мнение, мистер Темпест.

Кофейник засвистел. Шанс пошел на кухню и принес Полхэму чашку кофе, а сам уселся напротив него на диван.

— Я тоже так считаю, Полхэм. Мне думается, карточный домик, построенный Хемингуэем, готов был рухнуть при первом же сильном дуновении ветра, и он сам это великолепно сознавал... Однако давайте рассуждать, основываясь на фактах, которыми мы с вами располагаем. Вернемся к тому, с чего мы начали. Вы предполагаете, что миссис Тауэрс приехала ко мне доказать лживость заявления Люси о наследственном безумии Рекса и членов его семьи. Допускаю, она каким-то образом узнала, что Рекс живет под именем Хемингуэя, и даже хотела прибегнуть к его помощи в столь сложной ситуации... Но кто-то ей помешал, потому что был заинтересован сохранить старую версию. Но кто? Сам Хемингуэй или Люси?

— А вы не допускаете, что еще одно лицо могло быть в курсе дела?

— Все возможно, разумеется... Только давайте сначала не будем ничего усложнять, попробуем ограничиться самыми простыми версиями... Хемингуэй не мог не знать о приходе старой миссис Тауэрс, он ее и впустил в театр. Вероятно, она его сразу узнала, возможно, даже с ним заговорила, объяснила, ради чего пришла. Несомненно, ему было известно, что до этого она чуть ли не десять лет не выходила из дома, что она была слабенькой и могла решиться на такой шаг только ради чего-то важного. Может быть, он не хотел, чтобы она разоблачила его?

Помолчав, он снова заговорил:

— Теперь перейдем к Люси. Марта, горничная, могла ей сообщить, что миссис Тауэрс поехала ко мне в театр. Знала ли она, что ее бабушка была в курсе того, кто такой в действительности Хемингуэй? Видимо, она хотела ее удержать... А теперь я молчу, не заставляйте меня произносить вслух то, о чем даже страшно подумать...

— Я не спешу,— сказал Полхэм, наслаждаясь кофе.

— Будем рассуждать таким образом: если Хемингуэя убили, то Люси не могла этого сделать. Она пришла утром ко мне. Мы вместе поднялись из конторы сюда, в квартиру. Было около двенадцати часов дня. Здесь в это время находились Джеф, Шарон, Анна и доктор Браун. Произошла сцена примирения. Мы с Джералдом спустились ко мне в кабинет, а Люси оставалась наверху. Как я уже говорил, за это время кто-то искромсал портрет Люси в моем кабинете.

Разумеется, сама Люси не могла этого сделать, потому что когда я поднялся снова сюда, Люси все еще была со всеми остальными. Я рассказал ей о портрете, она была подавлена и испугана. Так что относительно Хемингуэя ее можно вычеркнуть из списка подозреваемых. Мне почему-то кажется, что его убил тот же человек, который сбросил мадам Тауэрс с перехода. И его видел Хемингуэй. Если это так, то его гибель представляется мне вполне оправданной.