Эдгар Уоллес - Тайна желтых нарциссов (сборник)

Но пришел наконец тот счастливый, благословенный день, когда кто-то будто раздвинул занавески и впустил в комнату серый свет зимнего дня. Смайли услышал звуки транспорта за окном и только теперь ощутил, что он и вправду будет жить.

Итак, проблема умирания мозга снова становилась для него проблемой академической, чем-то абстрактным, неким долгом, уплату которого он имел возможность отодвинуть до тех времен, когда он будет богат и не обидит кредитора своей щедростью. Это чувство было таким чудесным, возвышенным, чистым. Ум его был поразительно ясен, он летал, как Икар, парил над всем миром. Где же он слышал эти слова: «Мозг отделяется от тела и правит бумажным королевством?..» Ему надоел этот рассеянный неяркий свет перед глазами, хорошо бы увидеть побольше. Надоели эти гроздья винограда, запах сотового меда, надоели шоколадные конфеты. Ему хотелось книг и толстых литературных журналов; как же можно заниматься наукой, если ему не дают никаких книг? Он ведь еще так мало провел исследований и литературно-исторических изысканий по своему столь горячо любимому семнадцатому веку.

Три недели успели пройти, прежде чем Менделю наконец разрешили посетить больного. Он зашел в палату с новой шляпой и книгой о пчеловодстве в руках, положил свою шляпу в изножье кровати, а книгу — на столик в изголовье и улыбнулся.

— Я вам купил книгу, — сказал он, — о пчелах. Они такие забавные плутишки. Может, заинтересуетесь.

Он присел на край постели Смайли.

— А у меня новая шляпа. Совершенно, как видите, безумная. Я купил ее, чтобы отпраздновать свой выход на пенсию.

— Ах да, конечно. Вас ведь тоже поставили на полку.

Они посмеялись и снова замолчали.

Смайли подслеповато моргал.

— Не могу никак рассмотреть вас достаточно отчетливо: мне не разрешают надевать старые очки. Они мне заказали новые, с другими диоптриями. — Он умолк, потом сказал уже другим голосом: — Вы, наверное, уже знаете, кто это сделал со мной, не правда ли?

— Может статься, знаю, а может, не знаю. Ниточка вроде есть, но дело тормозилось отсутствием сведений о вашей работе. Я имею в виду восточногерманское торговое представительство по сталеварению. Вы начали этим заниматься или нет?

— Да, пожалуй. Они появились здесь четыре года тому назад, попытались навести мосты в Министерстве торговли.

Мендель поведал о своих двух встречах со Скарром, о его откровениях:

— …говорит, что этот парень голландец. Скарр мог связываться с ним только по телефону. Номер в Примроузе. Я проверил абонента. Зарегистрирован за восточногерманским торговым представительством по сталеварению, в Бельсайз Парк. Я отправил по этому адресу сотрудника навести справки и разнюхать, что к чему. Они оттуда выехали. Голые стены, никакой мебели, ничего. Только телефонный аппарат, да и тот с выдернутым из розетки шнуром.

— Когда они уехали?

— Третьего января, в тот самый день, когда был убит Феннан.

Он бросил на Смайли вопросительный взгляд. Тот с минуту молчал, обдумывая услышанное, потом сказал:

— Свяжитесь с Питером Гиллэмом из Министерства государственной безопасности и приведите его завтра сюда. Обязательно. Если потребуется, то хоть за шкирку.

Мендель взял в руки свою шляпу и направился к двери.

— До свидания, — тепло произнес Смайли, — благодарю за книгу.

— До завтра, — коротко ответил Мендель и ушел.

Смайли откинулся на подушки. Голова раскалывалась. Ох, черт, подумал он, я же его так и не поблагодарил за принесенный мед.

Почему-то ранний утренний звонок беспокоил его больше всего. Конечно, может, это глупо, размышлял Смайли, но из всех несообразностей, которыми обрастало это дело, вокруг звонка их было больше всего.

Доводы Эльзы Феннан выглядели такими глупыми, такими несерьезными, что поверить в такое объяснение было просто невозможно. Вот Энн, к примеру, эта — да, поставила бы, если б захотела, всю телефонную службу на уши. Нет, Эльзе Феннан это не дано. Как только он представил себе ее внимательное, умное личико, ее потуги на абсолютную независимость от кого бы то ни было, так сразу же отчетливо проступила вся смехотворность ее заявления о том, что она страшно забывчива. Куда проще было бы сказать, что на станции ошиблись, перепутали заказ. Да все, что угодно, но забывчивость… Это уж, знаете ли! Вот Феннан, тот и вправду был растеряхой. И это в целом вполне укладывалось в общую схему характера покойного. Смайли пришлось столкнуться со всеми его странностями еще во время подготовки к беседе с ним. На первый взгляд они поражали, но проглядывала какая-то закономерность в их сочетании… Запойное чтение детективов, он их поглощал один за другим, и его не менее страстное увлечение шахматами, музицированием, глубокий, умный человек и забывчивый растеряха. Здесь нет в общем-то противоречия. Конечно, некоторые моменты просто анекдотичны. Как-то раз поднялся жуткий шум по поводу того, что он вынес из Форин Оффис какие-то секретные бумаги, а оказалось, что он их по растерянности опустил вместе с «Таймс» в корзину для бумаг.

А не могла ли Эльза воспользоваться тем же приемом или уловкой — исключить последнее никак нельзя, — которые изобрел для себя ее покойный супруг? Вполне ведь возможно, что Феннан заказал звонок со станции, чтобы ему о чем то напомнили. Тогда что же Феннану надо было, вспомнить и почему его жена так старательно пыталась скрыть правду? Да, тут есть над чем поразмыслить.

феннан. Сэмюэл Феннан. В этом человеке, продолжал размышлять Смайли, встретились два мира — старый и новый! Вечный Жид, культурный, космополитичный, целеустремленный, работящий и изобретательный. Смайли нравился этот тип людей. Дитя своего века: такой же гонимый, как Эльза, вынужденный бежать из приютившей его Германии в Лондонский университет. Только благодаря своим способностям, своим деловым качествам ему удалось преодолеть все препоны, все предрассудки и устроиться на работу в Форин Оффис. Он сделал здесь блестящую карьеру, опять же благодаря своим способностям. И если он был немного самоуверен и не всегда прислушивался к мнению людей, значительно менее развитых и умных, чем он сам, так разве можно его за это винить? Был, например, такой случай: он высказался в пользу разделения Германии, наверняка зная, что вызовет этим по меньшей мере недоумение в рядах сотрудников департамента. Ну так что ж, его просто перевели в азиатский отдел, а историю забыли. Во всем же остальном он был очень приятным и весьма популярным человеком как в Уайтхолле среди сослуживцев, так и в Суррее среди сограждан — он ведь по нескольку часов каждый уик-энд тратил на дела благотворительности. Обожал горнолыжный спорт. Ежегодно брал весь отпуск целиком и проводил все шесть недель зимой в Швейцарии или Австрии. Только раз, кажется, съездил в Германию, припомнил Смайли, вместе с женой, четыре года тому назад.