Дэй Кин - Моя плоть сладка (сборник)

— Как, по-вашему, там кто-то есть? — прошептала Мари.

— Посмотрим.— Я обнял ее одной рукой, а другой сжал пистолет.

— Надо зажечь свет,— сказала Мари,—Давайте я поведу вас, ведь я знаю здесь каждый дюйм. Там главный грот... Осторожнее тут...

Она двигалась, даже не пытаясь что-то нащупать. Мы прошли мимо Сатира, и я вздрогнул от отвращения, как будто прикоснулся к чему-то скользкому. Наши ноги шаркали по камню. Если здесь кто-то был, он должен был слышать нас.

Как она ориентировалась в этой темноте — я не знаю, я же физически ощущал присутствие вокруг восковых фигур. Мне вспомнились слова старого Огюстена: «Если бы одна из них шевельнулась, я бы сошел с ума...»

Мари Огюстен вела меня за руку. Послышался металлический щелчок, и все осветилось зеленым светом. Мы стояли в главном гроте. Мари, очень бледная, улыбнулась мне.

— Пойдемте,— пробормотала она.— Вы хотели побывать в галерее ужасов и осмотреть нож...

Мы снова пошли через главный грот. Здесь все было, как и сутки назад, когда я обнаружил труп в руках Сатира. Теперь наши шаги раздавались более гулко. Вновь мы приблизились к Сатиру. Я вспомнил прикосновение...

Галерея ужасов. Я видел пестрые одежды, восковые лица. Теперь мы стояли возле группы Марата. Я боялся взглянуть в ту сторону и уставился в пол. Мне показалось, я слышу шепот, и поднял глаза. Нет. Все то же самое. Железная ограда, Марат, обнаженный по грудь, бледная Шарлотта Корде. Я увидел неяркое сентябрьское солнце в искусственном окне... Нет! Здесь что-то неправильно. Что-то исчезло...

— Нож исчез,— с трудом прошептала Мари Огюстен.

Да, из груди Марата текла кровь, но ножа не было.

Мари тяжело дышала. Мы не думали, мы знали, что находимся поблизости от убийцы, который сделан отнюдь не из воска. Зеленоватый свет стал более тусклым. Я решил войти за ограду, Мари Огюстен последовала за мной.

Мы попали в мрачное окружение участников событий французской революции. На стене — карта. Казалось, из окна я сейчас увижу бульвар Сен-Жермен. Я повернулся и заметил, что глаза одного из солдат устремились на Мари Огюстен.

Неожиданно она закричала. Послышался треск, и окно распахнулось. На нас смотрело чье-то лицо. Рот искажен в кривой усмешке, и по углам его стекает кровь. Голова качнулась вбок. Из шеи торчит рукоятка ножа.

Это было лицо Этьена Галана.

Он издал нечто вроде стона и вытащил нож из своей шеи. Потом перегнулся через окно и упал в комнату.

Даже сейчас, когда я пишу эти строки, я замираю от ужаса, вспомнив ту сцену. Даже недели спустя, я видел лицо Галана в кошмарных снах.

И не упрекайте меня в слабости, если я напишу, что ничего не помню из событий, последовавших в ближайшие полчаса.

Позже Мари Огюстен рассказала, что все произошло тихо и быстро. Она задрожала от ужаса, бросилась бежать, но наткнулась на железную ограду и упала в обморок. Я спокойно взял ее на руки и отнес наверх. Потом позвонил Бенколину.

Ничего этого я не помню. Я помню только, что сидел в кресле за столом и пил что-то крепкое, а рядом со мной стоял Бенколин. В другом кресле, закрыв лицо руками, сидела Мари Огюстен. Должно быть, я что-то рассказывал. В комнате было много народу, и среди них — инспектор Дюран с, полдюжиной полицейских. Здесь же находился старый Огюстен в ночной рубашке.

Инспектор Дюран казался очень бледным. Когда я закончил рассказ, в комнате надолго установилась тишина.

— И убийца убрал Галана,—нарушил молчание инспектор. — Только теперь я окончательно пришел в себя.

— Да, это просто, не так ли? — заметил я.— Но как Галан попал Туда, я не представляю. В последний раз я видел его в. комнате, где он натравил на меня своих апашей. Может быть....

— Разрешите пожать вашу руку, молодой человек,— шагнул ко мне инспектор Дюран.

— -Да, это неплохая работа, Джефф,— сказал Бенколин.— И этот нож... Мы все дураки, господа. Нам надо поблагодарить мадемуазель Огюстен за то, что она рассказала нам.

Он внимательно посмотрел на нее, и Мари твердо выдержала его взгляд.

— Я обязана вам, мсье, за прошлую ночь, —холодно произнесла она.— Я надеюсь, вы примете мой анализ преступления

Бенколин нахмурился.

— Видите ли, мадемуазель, я не уверен, что сумею полностью встать на вашу точку зрения. Мы посмотрим. Тем временем...

— Вы видели труп? — спросил я.— Его закололи ножом из восковой фигуры?

— Да. И убийца не позаботился о том, чтобы скрыть отпечатки пальцев. Это совершенно необыкновенное дело, Джефф. Спасибо тебе и мадемуазель Огюстен, теперь нам известны многие детали дела, в том числе и смерти Одетты Дюшен. Итак, Этьен Галан умер! Теперь он никогда не рассчитается со мной.

— Но что он делал за этим искусственным окном? Вот этого я никак не могу понять.

— Ну, это-то совершенно ясно. Ты же знаешь, что за стеной, позади фигур, есть лестница. Она проходит по всей галерее ужасов.

— Ты имеешь в виду то место, где ты бродил с фонарем?

— Да,— Бенколин кивнул.— Убийца заколол Галана где-то на лестнице, когда тот не ожидал нападения. Он упал, но у него хватило сил добраться до этого окна в поисках выхода. Но ему не повезло, и вместо выхода он угодил в группу Марата. Когда мы приехали, он был уже мертв.

— А убийца? Тот же, кто убил мадемуазель Мартель?

— Несомненно. А теперь... Дюран!

— Да, мсье.

— Возьмите четырех человек и отправляйтесь в клуб. Если будет необходимо, взломайте дверь.

Инспектор повернулся к Бенколину и улыбнулся.

— Что тогда?

Сначала попробуйте слезоточивый газ, а если не поможет — используйте оружие. Но не думаю, что они будут сопротивляться. Никого не арестовывайте. Обыщите весь дом. Если найдете мадемуазель Прево, приведите ее сюда.

— Могу я попросить вас сделать все так, чтобы не причинять беспокойства гостям? — спросила Мари Огюстен.

— Боюсь, мадемуазель, что определенный элемент беспокойства неизбежен,— улыбнулся Бенколин.— Во всяком случае, Дюран, осмотрите всех гостей при выходе. Слуг задержите. Мадемуазель Прево, возможно, все еще в комнате номер восемнадцать. Вот и все. Идите и действуйте побыстрее.

Дюран отсалютовал и вышел с четырьмя полицейскими, остальных он отправил на улицу.

Наступила тишина. Я испытывал блаженство: теперь дело близилось к концу, я сидел в удобном кресле, горел камин, я немного выпил, рядом находился друг. Он уставился в пол и задумчиво постукивал тросточкой по ноге. Мари Огюстен, с обнаженными плечами, с какой-то цинично-жалобной усмешкой вязала. Потрескивали дрова в камине и дружелюбно тикали часы...

Потом я вспомнил о старом Огюстене. Его серая фланелевая рубашка висела на нем до пят. Он выглядел до абсурдности нелепым в этой обстановке.