Дэй Кин - Моя плоть сладка (сборник)

— Я отъеду немного в сторону, и мы там переоденемся. С этого момента мы мексиканцы, если будет необходимо — говорить буду я. И без всяких возражений!

— Я и не спорю.

Она говорила с трудом, будто слова у нее застревали в горле.

Коннорс завел машину в темный уединенный уголок и там переоделся в черный костюм. От костюма плохо пахло, и он чувствовал себя в нем неудобно, хотя и неплохо выглядел. Со своими чистыми руками он мог вполне сойти за писаря, который ездит повсюду в поисках заработка. Таких было очень много на дорогах Мексики.

Элеана сменила свое элегантное серое платье. Ее нервное возбуждение возрастало.

— Если бы мои ученицы могли меня видеть!

Коннорсу самому очень хотелось получше разглядеть ее. Увидев в темноте ее белую фигуру, он подошел, обнял и поцеловал ее.

Очутившись в его объятиях, Элеаня спросила:

— Ты, наверное, больше не хочешь спать?

Коннорс уселся за руль, потом, когда Элеана оделась, они вернулись в город. Чтобы попасть на автостанцию, нужно было проехать мимо отеля «Моралес». Теперь около «кадиллака» стояли две полицейские машины. Коннорс проехал мимо них и притормозил у автобусной станции.

— А что теперь? — спросила Элеана.

— Попытаемся уехать на автобусе,— ответил Эд.

Удовлетворенный собственным видом, он при свете фонаря осмотрел Элеану. Учительница и туристка исчезли вместе с серым платьем. Шаль оттеняла её зеленые глаза. Юбка оказалась настолько коротка, что хорошо были видны ноги девушки. Глубокий вырез блузки позволял видеть ее. красивую грудь, и это было кстати: приковывая к себе взгляды, он отвлекал внимание от других подробностей внешнего вида Элеаны. Эд посоветовал ей. поярче накрасить губы, что придало ей бесстыдный вид. Она все еще была красива, но пламенеющие губы сделали ее похожей на потаскушку, ожидающую свой заработок в два песо на стоянке автобуса.

Автобус на Гвадалахару отправлялся через пятнадцать минут. Коннорс купил два билета и усадил Элеану в еще не освещенный автобус. Она должна была занять ему место, но ни под каким видом не должна была разговаривать

— Я боюсь,— призналась девушка.

Коннорс проглотил слюну, чтобы протолкнуть комок, который застрял у него в горле.

— Это странно, но я тоже чувствовал бы себя лучше в другой ситуации.

Он вернулся к «форду», вывернул две свечи, поработал над карбюратором при помощи отвертки и закрыл капот. Когда он тронулся с места, мотор стал чихать и стрелять. Эд. едва успел доехать до гаража, находящегося в конце этой улочки, как «форд» в последний раз вздрогнул и заглох.

У единственного механика гаража его появление восторга не вызвало. Наступил субботний вечер, и, Бог тому свидетель, он собирался закрывать свою мастерскую, когда подъехал Коннорс. Он не может отремонтировать машину раньше понедельника, а может быть, и вторника.

Коннорс сказал, что он не торопится, и это. разрешило все сомнения. Пройдет несколько дней, может быть неделя, пока полиция додумается искать по гаражам «форд», который не будет замечен ни на одном контрольном пункте.

Коннорс подошел к автобусу за пять минут до отправления. Он уже был забит женщинами и детьми, пьяницами, индейцами, которые везли с базара живых цыплят, фрукты и разные мелочи.

Элеана сохранила ему место, но это было последнее свободное место. У нее уже были неприятности с пьяницами, отпускавшими шуточки по ее адресу, которые она, к счастью, не понимала.

Отправление задерживалось на пять-десять минут. Коннорс начал волноваться. Он решил, что недооценил мексиканских фликов, сопровождавших генерала Эстебана. А что если они отдали распоряжение перекрыть все дороги из Урапана?

Люди еще толпились у автобуса. Потом неизвестно откуда появился шофер, хлопнул дверью перед носом жаждавших проникнуть в салон и оттеснил назад стоящих пассажиров.

Пальцы Элеаны сжали руку Коннорса. Он обнял ее за талию. Дважды до выезда из Урапана полицейские машины обгоняли автобус, завывая сиреной. В пятнадцати милях от города, в месте, где основная дорога пересекалась с дорогой, ведущей к вулкану, стояла другая полицейская машина. Но полицейские даже не удосужились взглянуть на автобус: они ждали «форд» модели тысяча девятьсот пятидесятого года, приписанный к штату Иллинойс.

Приближалась ночь. Время от времени автобус останавливался, чтобы высадить пассажиров у небольших хижин или просто на безлюдных перекрестках. Коннорс крепко держал Элеану, так как старый автобус немилосердно бросало на поворотах из стороны в сторону, а водитель не снижал скорости.

В салоне автобуса жара была невыносимая и, кроме того, пахло человеческим потом, спелыми дынями и птицей. Коннорс снял пиджак и расстегнул воротничок рубашки. Элеана сбросила туфли и поджала под себя ноги.

Около моста стоял часовой с винтовкой. С дюжину более скоростных машин обогнали их, и Коннорс надеялся, что это были не полицейские машины.

В два часа ночи они прибыли в Гвадалахару. Краснокожий полицейский прохаживался вдоль аллеи около остановки автобуса, но не обратил на них никакого внимания. Видимо, поиски еще не распространились так далеко. Без сомнения, полиция считала, что они еще находятся в Урапане или около него.

Эд и Элеана полностью обессилели. Недалеко от остановки они нашли кафе, открытое всю ночь, и молча там поели. Потом Коннорс обнаружил дешевый отель с яркой вывеской. На этот раз нечего было и думать снимать две отдельные комнаты с общей ванной. Они представились сеньором и сеньорой Гомес из Мехико.

Индианка с кротким лицом назвала Элеану «милое дитя», взяла восемь песо — плату за номер — и показала им их комнату. Это была скорее келья с белыми стенами, кроватью, одним стулом и столом. С потолка свисала голая лампочка. Светящаяся вывеска находилась как раз над их окном.

Когда индианка ушла, Коннорс поднял шторы на окнах. Вывеска давала достаточно света их комнате.

В тот момент, когда Эд поворачивался от окна, вывеска погасла. В глубине маленькой комнаты зеленые глаза Элеаны загорелись как кошки. Потом реклама снова зажглась. Одежда Элеаны упала на пол бело-черной кучкой. На ней не было ничего, кроме губной помады.

Коннорс почувствовал, как в висках у него застучало. Он с трудом овладел своим дыханием.

Потом Элеана провела рукой по груди, и при каждой вспышке вывески Коннорс мог видеть, как дрожали соски ее грудей и как играли мускулы под кожей живота.

Им не было необходимости говорить.

Зазвонили колокола — большие и маленькие, со звонкими голосами, теплыми, низкими. Они звонили в течение часа, приглашая верующих в церковь.

Удовлетворив свои желания, Элеана отдыхала в объятиях Коннорса.

— Ты мне все так же нравишься, Эд!