Дэй Кин - Моя плоть сладка (сборник)

— Нет,— признался Коннорс.— Очень сожалею, но ничего не понимаю.

Карсон снова нетерпеливо сплюнул.

— Может быть, Мак ошибся на ваш счет? Вы действительно пишете детективные романы? Слушайте же! Дон вернулся домой в два часа с молочным поездом. Он приехал неожиданно, и ни его брат, ни Селеста не встречали его на вокзале. В последний раз Дона видели той ночью, когда он направлялся по тропинке к своему коттеджу. Чтобы попасть туда, он должен был пройти мимо барака, в котором жили Пабло с Тамарой. Так вот, до этого места все идет хорошо... Но теперь объясните мне рот что: откуда Тамара могла знать, что Дон вернулся? Каким образом она могла быть предупреждена, чтобы избавиться от Пабло? Или это просто случайно Дон остановился на полдороге, чтобы сунуть нос в кровать Тамары в два часа ночи? Мне это кажется не очень-то логичным. Нужно было, чтобы Дон подождал, пока уйдет Пабло. Потом Пабло должен был неожиданно вернуться и застать Дона в своей кровати. Нужно было, чтобы Пабло угрожал Дону ножом или ружьем, чтобы Дон убил его. Дон вовсе не был человеком, способным всадить в спину нож ради собственного удовольствия.— А тело Пабло нашли в бараке?

— На пороге комнаты, один нож был зажат у него в руке, а другой торчал между лопатками. Одеяло и простыни были изрезаны ножом, мебель сломана. Да, там произошла хорошая драка! А вместе с тем я вспоминаю, что тогда очень удивился, что там было так мало крови.

Коннорс смотрел на реку и не слышал шума воды. Он, наконец, постиг! Он теперь знал, кто убил адвоката Санчеса. Он знал, кто убил Макмиллана. И он знал, кто ждет его в коттедже Хайсов. Стараясь не выдать своего волнения, он спросил безразличным тоном:

— -А кто нашел тело?

— Джон,— ответил Карсон.— На следующее утро он пошел поговорить с Пабло относительно нового номера, так как в обязанности Пабло входило следить за канатом, на котором танцевала Тамара. Джон хотел купить кое-какое снаряжение, как только Дон вернется с деньгами.

— Понимаю,— произнес Коннорс и снова задал вопрос: — Макмиллан мне кое-что рассказывал перед смертью, и я думал об этом не раз... Вы были в тот день в цирке, когда рабочие сорвали брезент, отгораживающий угол, где обычно одевалась Селеста?

— Да, был.— Выцветшие глаза Карсона зажглись При этом воспоминании.— Это было самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо в своей жизни видел. И я никогда не считал, что Селеста поступила как девка, как это расценил Дон. Ба! Скажем, почти как девка. Она была молода, красива и знала это. Она знала, как действовало ее обнаженное тело на присутствующих; мужчин. Ведь она была женщиной, и ей это нравилось. Если $ы я родился женщиной, мне тоже было бы приятно сознавать свою красоту. Поверьте, мистер Коннорс, это было великолепно. Ночь, ветер, свет прожекторов, ржание лошадей, рычание львов и трубные звуки слонов —это

было похоже на конец света. Каждый присутствующий мужчина понял, что должен был испытать Адам, когда впервые увидел Еву.

— А Джон Хайс присутствовал при этом?

— Да, он тоже был там. И он как дьявол накинулся на Дона, когда тот, злобно глядя на Селесту, назвал ее шлюхой. Джон сказал ему, что Селеста отлично держалась в такой ситуации. И добавил, что если Дон еще раз Поднимет на Селесту руку, то, несмотря на то что Дон ему брат, он... убьет его...— Голос старика стал тише и последние слова он произнес неуверенно.— Ладно! — Сказал он наконец.— Ладно! — Он отошел от машины. — Мне кажется, лучше заняться своей лошадью.

Коннорс еще некоторое время сидел и смотрел на старика, а потом направился в Блу-Монд.

Вся восточная сторона улицы теперь находилась в тени, поэтому на ней было больше пешеходов, машин и повозок фермеров, выстроившихся вдоль тротуара. Эд остановился перед аптекой. Аптекарь выполнял какой-то заказ, служащий мыл стаканы, две школьницы пили шоколад и смеялись.

Коннорс прошел в телефонную будку и вызвал дом Хайса.

— Говорит Коннорс.— Представился он служанке, которая ему Ответила.— Мисс Хайс вернулась?

— Нет еще,— ответила служанка.

— А мистер Хайс дома?

— Нет, его тоже нет. Я огорчена...

— Ничего,— прервал ее Коннорс.— Вы сможете кое-что передать ему? Скажите, что я уехал в Сан-Луис по делу, о котором мы говорили сегодня с ним в его конторе, и что я не вернусь к обеду. Скорее всего, вернусь очень поздно. Может быть, даже не раньше завтрашнего утра.

— Да, сэр. Я передам ему все это, мистер Коннорс,— ответила служанка.

Коннорс еще немного постоял перед телефоном, после того как повесил трубку. В такой же момент в одном и! его романов герой поворачивается и сталкивается нос к носу с убийцей, который смотрит на него ненавидящим взглядом, направив дуло револьвера.

Коннорс повернулся и посмотрел вдоль улицы. Ничего не изменилось. В аптеке, кроме него, были только он сам, аптекарь, служащий за стойкой и две хохочущие школьницы.

Удушающая жара стояла слишком долго. Должен был пойти дождь. Он начался внезапно.

Выйдя из цветочного магазина, расположенного около отеля, Коннорс сел в машину, выбрался из города и поехал по дороге, ведущей к дому Хайса. Было немногим больше девяти часов, когда он остановил машину ярдах в пятидесяти от основной дороги и пешком направился к дому. Не прошел он и десяти ярдов, как вымок до нитки. Дождь барабанил по полям его шляпы и стекал по лицу и рукам. Ему это нравилось. Было свежо, бодро и чисто.

Перед домом стояли четыре машины: «линкольн» Джона Хайса, «ягуар», принадлежащий Аллану Лаутенбаху, новый «бьюик» Элеаны и «плимут» образца тысяча девятьсот тридцать девятого года.

Окна из-за дождя были прикрыты. Прижавшись к дереву, Коннорс наблюдал за семейным обедом.

Сцена была такая же, как и накануне. Лаутенбах говорил один. Селеста делала вид, что ее интересует разговор; Элеана скучала и выглядела чем-то озабоченной. Она терла губы, щеки, проводила рукой по волосам. Хайс тоже, казалось, нервничает. Он делил свое внимание между Селестой и прикрытыми окнами. Один раз он встал и совсем закрыл одно из них. С левой стороны его пиджак все так же оттопыривался.

Покинув свой наблюдательный пост, Коннорс пересек лужайку и встал под окном, прижавшись спиной к стене. Отсюда он ничего не видел, но мог слышать разговор. Говорил опять Лаутенбах.

— Грязная и старомодная дыра — это Монте-Карло. В особенности это стало заметно после войны. О! Конечно, мы заедем туда, но люди, главным образом, едут в Беарриц. Я хочу сказать, те люди, с которыми мы будем путешествовать.

— А что вы делали во время войны, Аллан? — Голос Элеаны наводил на мысль, что она чем-то обеспокоена.

Лаутенбах казался изумленным таким вопросом.

— Ну, что... я работал вместе с отцом, разумеется. И потом мы организовали приемные дни в Вашингтоне. У нас были контракты с армией и флотом. Дело касалось питания людей.