Росс Томас - Супершпион, числящийся в мертвых. Самые искусные воры

Встречался Майрон Грин также с Джонни Паризи, недавно условно освобожденным из Синг-Синга, где отбывал наказание за непреднамеренное убийство. Срок он получил небольшой, потому что основную работу выполнили братья Дуччи, а он, по собственным словам, «был на подхвате». В молодости Паризи играл в баскетбол и даже выступал за сборную какого-то маленького колледжа в Пенсильвании. И в тридцать пять лет он сохранил стройную фигуру и, разумеется, рост шесть футов плюс пять дюймов [14] За 190 сантиметров. . Изо рта у него постоянно торчал длинный янтарный мундштук, даже когда он не курил, и говорил он, не разжимая зубов, столь невнятно, что мне приходилось часто его переспрашивать. Он проигрывал четыре сотни, добрая часть которых перекочевала к мужчине, сидевшему слева от него и имевшему полное право арестовать Паризи за нарушение положений условного освобождения. Я имел в виду лейтенанта Кеннета Огдена из полиции нравов, которого иногда называли Огден-картежник. Никто не задавался вопросом, откуда у Огдена деньги, чтобы играть по нашим ставкам, хотя некоторые утверждали, что зелененькие водятся у его жены. Если последнее соответствовало действительности, то Огден обходился этой даме в кругленькую сумму. Лет пятидесяти с небольшим, Огден выглядел старше, а одевался лучше, чем Найт или Паризи, считавшиеся щеголями в соответствующих кругах. Паризи пробормотал что-то непонятное, когда я представил Грина. Огден буркнул: «Привет», продолжая тасовать карты.

Последним я представил Майрону Грину человека в комбинезоне из легкой джинсовой ткани, футболке с надписью «Харчевня „Синяя птица“ Кеглерса» и белых грязных кроссовках. Звали его Парк Тайлер Уиздом Третий, и он не ударял пальцем о палец, чтобы заработать себе на кусок хлеба, потому что бабушка оставила ему семь миллионов долларов, процентами с которых он мог пользоваться по достижении двадцати двух лет. Иногда Уиздом принимал участие в том или ином марше протеста, а однажды его замели за, как он утверждал, сожжение призывной повестки. В суд, однако, дело не передали, после того как прокуратуре напомнили, что Уиздом награжден «Серебряной звездой» и «Пурпурным сердцем» [15] «Серебряная звезда», «Пурпурное сердце» – высшие награды США. за деяния, совершенные им за два года, проведенных во Вьетнаме. Роста чуть ниже среднего, с явно избыточным весом, двадцатидевятилетний Уиздом являл собой жизнерадостного толстяка, умеющего ценить хорошую шутку. Вот и теперь он весело поздоровался с Майроном Грином, хотя большую часть шестисот долларов я выиграл у него.

Никто из нас не нуждался в услугах адвоката, раз тот не хотел садиться за стол, поэтому я проводила его к лифту. В холле он внезапно остановился, повернулся ко мне.

– Не тот ли это Паризи…

– Он самый, – подтвердил я.

В Майроне Грине проснулся слуга закона.

– Условно освобожденным запрещено играть в карты на деньги. Этот детектив…

– Лейтенант, – поправил я Грина. – Из полиции нравов. Учти, пожалуйста, что именно он выигрывает деньги Паризи.

Майрон Грин покачал головой и нажал кнопку вызова кабины.

– Понять не могу, где ты их нашел.

– Это мои друзья и знакомые. Если в их у меня не было, едва ли я мог приносить тебе хоть какую-то пользу, не так ли?

Он обдумал мой вопрос и решил, что ответа не требуется. К тому же он и сам хотел кое о чем спросить.

– Ты ознакомишься с содержанием конверта?

– После окончания игры.

– Тебя ждут в Вашингтоне в понедельник.

– Ты мне это уже говорил.

– Позвони мне завтра домой и скажи, что ты решил.

– Хорошо.

– Тебе нужны деньги.

– Я знаю.

Майрон Грин печально покачал головой, дожидаясь лифта.

– Убийца и коп [16] Американское прозвище полицейских. .

– В таком уж мы живем мире, – ответствовал я.

– Ты – возможно, я – нет.

– Согласен.

Дверцы лифта разошлись, Грин вошел в кабину, повернулся ко мне.

– По меньшей мере ты мог бы отвечать на телефонные звонки.

– Завтра, – пообещал я. – Завтра начну отвечать.

– Сегодня, – настаивал он. – Вдруг что-то случится.

Я выиграл шесть сотен, поэтому мог проявить великодушие.

– Ладно. Пусть будет по-твоему.

Дверцы начали закрываться, и Майрон Грин коротко кивнул мне. Этим он хотел показать, что еще не все потеряно и я могу ступить на путь истинный, прекратив общение с сомнительными личностями и снимая телефонную трубку после первого звонка.

Разумеется, на планете можно найти несколько более жарких мест, чем августовский Вашингтон. К примеру, Молуккские острова. Или пустыня в Чаде, в окрестностях Бокоро. И, может, долина Смерти. «Вашингтон пост», которую я пролистал, сидя в необорудованном кондиционером такси, по пути из национального аэропорта в отель «Мэдисон», сообщала в маленькой заметке на первой странице, что вчерашний день был самым жарким за всю историю наблюдений, а сегодняшний обещал установить новый рекорд температуры.

Конгресс признал себя побежденным в борьбе с жарой и разъехался на каникулы, не порадовав особыми достижениями, но и не обманув чаяний природы. Выборов в этот год не намечалось, да и вообще дома, пусть даже в Скоттдейле, штат Аризона, все-таки было прохладнее, чем в Вашингтоне. Два главных столичных события – Фестиваль цветущих вишен и ежегодный бунт черного населения – уже прошли, первый – в апреле, второй – в июле. Так что, учитывая каникулы конгресса, отпуска лоббистов и боязнь солнечного удара, отбивающую у многих всякое желание побывать в Вашингтоне в августе, я не удивился, обнаружив полное безлюдие в вестибюле отеля. Лишь двое коридорных скучали в углу, и по выражению их лиц я понял, что они пытаются ответить на вопрос, а ту ли профессию они выбрали.

Девушка за стойкой бронирования номеров радостно улыбнулась мне, когда я спросил, заказан ли номер Филипу Сент-Иву. Должно быть, впервые за этот день ей представилась возможность использовать рабочее время по прямому назначению. На мой вопрос я получил утвердительный ответ, и один из коридорных сопроводил меня на шестой этаж отеля. От резкого изменения температуры я даже чихнул. А коридорный, показывая мне переключатели системы кондиционирования, на все лады ругал жару.

Когда же он ушел, обогатившись на доллар, я вытащил конверт, врученный мне в субботу Майроном Грином, еще раз глянул на имя, фамилию и номер и снял телефонную трубку.

После нескольких гудков мне ответили: «Музей Култера».

Я попросил позвать миссис Фрэнсис Уинго. Соединили меня с секретарем, и лишь третий голос принадлежал человеку, которому я звонил.

– Это Фрэнсис Уинго, мистер Сент-Ив. Я жду вашего звонка.

Голос мне понравился, высокое контральто, уверенность в себе; чувствовалось, что едва ли кто называл его обладательницу ласковым Фрэнни.