Сью Графтон - «О» - значит омут

Со стаканом в руке он вернулся на кухню, открыл бутылку с бурбоном и налил себе порцию.

К этому времени проявилась отложенная реакция. Передвижная лаборатория, полиция на холме. Его правая рука начала дрожать так сильно, что бутылка застучала о край стакана.

Он осторожно поставил бутылку и стакан на стол и наклонился над раковиной. Страх хлынул вверх, как желчь, и на минуту он подумал, что его стошнит. Уокер сделал глубокий вдох, пытаясь отбрость тревогу.

Он подошел к телефону и набрал номер Джона.

Джон снял трубку.

— Да.

— Это я.

Короткое настороженное молчание, потом Джон сказал:

— Так, Уокер. Это неожиданно. Что я могу для тебя сделать?

— Ты слышал, что происходит?

— Что бы это могло быть?

Уокер мог сказать, что Джон перебирает бумаги у себя на столе, напоминая ему о том, что все сказанное Уокером будет менее интересным, чем работа перед ним.

— Они раскапывают холм на Алита Лэйн. Копы, собака, лаборатория, техники.

Шуршание бумаг прекратилось.

— Правда? Когда это было?

— Я видел их только что, по дороге с работы домой. Я остановился и поболтал со знакомой девушкой. Она говорит, они думали, что там зарыт ребенок. Они откопали собаку.

— Я удивляюсь, что этого не сделали раньше. Так или иначе, что-то всплывает на поверхность. Всегда существует этот риск.

— Да, но почему сейчас? Откуда взялось это дерьмо?

— Понятия не имею. Уверен, что мы узнаем, когда придет время. Ты в порядке?

— Пока что. Это как ждать, когда кирпич упадет на голову.

— Не паникуй. Ничего не случится.

— Так ты говорил, но уже случается, все равно.

— Успокойся. Можешь это сделать? Нас это не заденет. Гарантирую.

— Почему вдруг, через столько лет?

— Понятия не имею. Копы со мной не советовались.

— Но что могло случиться?

— Уокер, это неважно. Это тупик, так что прекрати. Где Каролин?

— На севере. У матери. Она взяла детей.

— До каких пор?

— До понедельника.

— Хорошо. Дает тебе время остыть и освежить голову.

— Освежись, прими таблетку, — сказал Уокер, отзываясь на замечание Джона фразой из их подростковой жизни.

— Вот именно.

— Извини, но я должен был позвонить.

— Хорошо, что позвонил. Дай знать, если услышишь что-нибудь еще.

Джон повесил трубку, не дожидаясь ответа.

Уокер взял стакан, проглотил виски одним мягким глотком и сказал: «Ух-х».

Что-то расслабилось в его груди, старое знакомое ощущение, которого он жаждал. Он потряс головой. Все будет в порядке. Все хорошо.

Уокер оставил стакан на столе и вышел к почтовому ящику. Принес почту и бросил на стол в прихожей. Убедился, что входная дверь заперта. Потом вернулся на кухню и наполнил свой стакан, на два пальца бурбон, остальное вода. Осторожней, подумал он.

Снял пиджак и повесил на спинку стула. Открыл стеклянные двери и вышел на патио. Уселся на стул и поставил стакан рядом, так, как представлял себе.

Он снял галстук и расстегнул воротничок рубашки, чувствуя, что может дышать, впервые за сегодняшний день. Он любил свою жизнь. Он был везунчик и знал это.

Неспокойный, он встал, взял свой стакан и пошел по траве. Обошел двор, выглядывая за ограду. Вдалеке был виден проход к пятой лузе на поле для гольфа в загородном клубе.

Они с Каролин записались туда вскоре после приезда в город. Членские взносы были непомерно высокими: восемьдесят тысяч — вступительный взнос, а потом — пятьсот в месяц.

Также они должны были вкладывать деньги в любые значительные обновления.

Но Уокер не возражал. Он втайне гордился, что их приняли, потому что его родителей в свое время отвергли. Уокер сумел подняться выше.

Он оглянулся и посмотрел на дом, который был очарователен, построенный в стиле Кэйп Код, покрытый белым сайдингом, с крутой крышей. Большая центральная труба соединялась с двумя каминами, на первом и втором этажах. Каролин настояла на большом ремонте, пока не появились дети.

Для ремонта оказалось больше времени, чем любой из них мог предполагать. У Каролин не было проблемы забеременеть, но у нее случилось четыре выкидыша, и они потеряли еще одного ребенка в возрасте шестнадцать недель. Столкнувшись с запредельными затратами на дальнейшее лечение бесплодия, после пяти неудачных попыток искусственного осеменения, они решили пойти на усыновление.

Каролин взяла на себя руководство процессом и целеустремленно прошла через все: проверку прошлого, снятие отпечатков пальцев, длинные заявления с прилагающимися справками, рекомендательные письма и домашние визиты, включающие совместные и раздельные допросы. Получение одобрения заняло три месяца, и они должны были ждать еще год. Флетчер, чудо-мальчик, упал к ним на колени через шесть недель, после того, как его предполагаемая усыновительница узнала, что беременна двойней.

Когда Флетчеру исполнилось два, Каролин вернулась к прежней активности. На этот раз процесс был проще. Линни попала к ним через местного адвоката по усыновлению, с которым Каролин беседовала на рождественской вечеринке. Биологическая мама, незамужняя и беременная на девятом месяце, пришла к нему на неделю раньше. Отец ребенка отказался жениться, она потеряла работу и родители выгнали ее из дома. Может, это заинтересует супругов Макнэлли? Они не колебались. Мамаша переехала к ним в гостевую комнату.

Каролин и Уокер оба присутствовали при родах.

Когда второй стакан закончился, Уокер вернулся на кухню и налил себе еще немножко.

Его напряжение ослабло и узел тревоги в желудке рассосался. Он заметил, что восемь месяцев хорошего поведения, увеличили эффект алкоголя. Ему нравилось ощущение.

Алкоголь давал ему доступ к его чувствам. Он испытывал огромную любовь к своей жене, своим детям и к жизни, которой он жил. Обычно он контролировал свои эмоции. Он жил в состоянии обособленности, позиция, которую он выработал много лет назад, чтобы сохранить себя. Он жил головой, редко отпуская поводья своей сентиментальной стороне.

Только в тихие моменты, как этот.

У Уокера иногда наворачивались слезы, когда он смотрел на своих малышей, которые были достаточно похожи на Каролин, чтобы принять их за «настоящих» детей, вместо чудесного благословения, которым они были. В то время как его любовь к жене была постоянной, его преданность детям перевешивала все. Они делали его уязвимым. Его сердце открывалось им всеми неожиданными путями. Он удивлялся глубине и нежности своих чувств, потому что эта его слабость не проявлялась больше нигде. Потеря любого из детей стала бы ударом, от которого он никогда бы не оправился. Его единственной молитвой, в тех редких случаях, когда он молился, чтобы Флетчер и Линни были защищены от зла и насилия, ран, болезней и смерти. Никто лучше него не знал, как хрупка жизнь.