Сью Графтон - «З» - значит злоба

Я огляделась. Заметила папку с газетными вырезками, что говорило о том, что полицейские сюда не заглядывали и ее не забрали. С другой стороны, ордер на обыск мог не быть таким всеохватывающим. Список предметов, подлежащих изъятию, мог быть нацелен только на орудие убийства. Я полистала вырезки, пробегая глазами по строчкам, в поисках фамилии Аутвэйт или чего-то подобного. Ничего не было. Я просмотрела лежащие на столе папки, но не нашла ничего, относящегося к делу. Еще один тупик, хотя идея была хорошей — кто-то, затаивший обиду, и делающий Гаю гадости.

Я взяла папку подмышку и вышла из комнаты, погасив свет.

Закрыла за собой дверь и остановилась в коридоре. Что-то было не так. Первым побуждением было сбежать по лестнице к освещенным комнатам внизу, но я медлила. Я услышала потрескивание и посмотрела налево. Дальний конец коридора был погружен в тень, кроме ленты, огораживающей место преступления. Пока я смотрела, лента стала казаться почти светящейся и вибрировала, как будто ее теребил ветер. На секунду я подумала, что лента с треском порвется, под напором неведомого течения. Воздух на площадке был холодный, со слабым запахом животного — то ли псины, то ли старого меха. Первый раз я разрешила себе испытать ужас от смерти Гая. Я начала спускаться, держась одной рукой за перила, другой вцепившись в папку. Оглянулась, не желая поворачиваться спиной к темноте позади. Всмотрелась в пространство коридора, которое могла видеть. Что-то двигалось на периферии моего зрения. Я медленно повернула голову, почти застонав от страха. Увидела искорки света, почти пылинки, материализовавшиеся в неподвижном воздухе. Почувствовала внезапный прилив тепла и звон в ушах, звук, который у меня ассоциировался с обмороками в детстве. Моя боязнь уколов и иголок часто вдохновляла такие эпизоды. Мне часто делали то прививку от тифа, то тест на туберкулез, то прививку от столбняка. Пока медсестра уговаривала меня и убеждала, что «большие девочки» себя так не ведут, звон начинался, становился все выше, а потом — тишина. Мое поле зрения сокращалось, спираль света превращалась в маленькую точку. Становилось холодно, и следующее, что я видела — обеспокоенные лица, склонившиеся надо мной, и резкий запах нюхательной соли у моего носа.

Я прислонилась спиной к стене. Рот наполнился чем-то, по вкусу похожим на кровь. Я крепко зажмурилась, ощущая глухие удары своего сердца и липкость ладоней. Пока Гай Малек спал, кто-то крался в темноте по этому коридору прошлой ночью, неся тупой предмет из достаточно жестокого материала, чтобы погасить его жизнь. Меньше, чем день назад. Меньше, чем ночь. Может быть, потребовался один удар, может быть, несколько. Больше всего меня терзала картина этого первого удара, раскроившего череп. Бедный Гай. Я надеялась, что он не проснулся до того. Лучше, если бы он спал, пока последний сон не перешел в вечный.

Звон в ушах продолжался, набирая силу, как завывание ветра. Я отяжелела от страха. Иногда, в кошмарах, я страдаю от этого эффекта — непреодолимое желание бежать без возможности двигаться. Я пыталась издать звук, но не могла. Могу поклясться, там ощущалось присутствие, кого-то или чего-то, которое двигалось и прошло мимо. Я пыталась открыть глаза, почти убежденная, что увижу убийцу Гая, спускающегося по лестнице. Сердце колотилось с угрожающей скоростью, стуча в ушах, как звук бегущих ног.

Я открыла глаза. Звук резко прекратился. Ничего. Никого. Послышались обычные звуки дома. Сцена передо мной была пуста. Полированный пол. Пустой холл. Яркий свет люстры.

Глянув в коридор, я увидела, что лента, огораживающая место преступления снова была просто лентой. Я опустилась на ступеньку. Все это заняло меньше минуты, но от прилива адреналина тряслись руки.

В конце концов, я поднялась со ступеньки, на которой просидела бог знает сколько времени.

Откуда-то снизу доносились звуки мужских и женских голосов, и я знала, что Донован, Беннет и Джек вернулись из отделения полиции, еще когда я была в офисе Бадера.

Подо мной дверь в библиотеку стояла открытой. Таша и Кристи, наверное, ушли, чтобы присоединиться к ним. Откуда-то из кухни доносился стук кубиков льда и звяканье бутылок.

Снова время выпивки. Кажется, каждый в доме нуждается в алкоголе, вместе с продолжительной психиатрической терапией.

Я закончила свой спуск, озабоченная тем, чтобы ни с кем не встретиться. Вернулась к библиотеке, осторожно заглянула и с облегчением увидела, что комната пуста. Подхватила сумку, засунула папку в наружный карман и направилась к входной двери, с до сих пор колотящемся сердцем. Аккуратно прикрыла за собой дверь, стараясь смягчить звук щелкнувшего замка. Почему-то казалось важным ускользнуть незамеченной. После эпизода на лестнице — что бы это ни было — я была неспособна вести поверхностные разговоры.

К тому же, кажется благоразумным предположить, что кто-то из обитателей этого дома убил Гая Малека, и черт меня побери, если я буду с ними милой, пока не узнаю, кто это.

Парковочные места в моем районе были дефицитом, так что мне пришлось оставить мой «фольксваген» почти в квартале от дома. Я закрыла машину и направилась домой. Уже совсем стемнело, и деревья дрожали от холода, как от ветра. Я обхватила себя руками, чтобы согреться, вцепившись в ремешок сумки, которая била меня в бок. Когда-то я всегда носила с собой пистолет, но потом перестала. Прошла через калитку, которая, как обычно, приветливо скрипнула. У меня было темно, но я заметила свет у Генри в кухне. Мне не хотелось быть одной. Я подошла к его задней двери и постучала по стеклу.

Генри появился из гостиной, помахал рукой, увидев меня, и пошел открывать.

— Я как раз смотрел новости. Убийство по всем каналам. Звучит плохо.

— Ужасно. Это отвратительно.

— Садись и грейся. Стало холодно.

— Не хочу тебе мешать. Просто посижу.

— Не валяй дурака. Ты совсем замерзла.

— Да, немножко.

— Тогда укройся.

Я поставила сумку, взяла плед, закуталась в него и уселась в кресло-качалку.

— Спасибо. Это замечательно. Согреюсь через минуту. Это, в основном, от напряжения.

— Я не удивлен. Ты уже ужинала?

— Кажется, я обедала, но не помню, что ела.

— У меня есть тушеное мясо, если хочешь. Я сам собирался поесть.

— Пожалуйста.

Я смотрела, как Генри поставил мясо на огонь. Достал буханку домашнего хлеба, нарезал толстыми кусками и положил в корзинку, обернутую салфеткой. Поставил на стол тарелки, приборы, салфетки и бокалы для вина, двигаясь по кухне с обычной легкостью и эффективностью. Через пару минут еда была на столе. Я встала из кресла и прошаркала к столу, по-прежнему завернутая в плед. Генри подвинул ко мне масло, усаживаясь на свое место.