Вильям Цветков - Фестиваль

Она смотрела на него и думала, что он не такой уж скучный, каким казался вначале.

— Может пойдем, — предложил Карташов. — Бутылочку захватим с собой…

— Да, пойдем. — Никитина встала и не дожидаясь его, направилась в гардероб. Ее плавная походка могла бы сделать гигантом даже импотента.

Карташов расплатился и накинул двадцать долларов на чай. Лицо официанта расплылось в широкой белозубой улыбке.

— Вашей даме понравилось у нас? — спросил он.

— Да, все отлично. Теперь мы будем вашими постоянными клиентами.

— Благодарю вас, — сказал официант. Карташов поднялся, поправляя безупречный узел галстука.

— Да, — и пришлите мне из бара еще одну бутылочку такого же. С собой. — На стол легло четыреста долларов.

— Сию минуту. — Мягко ступая, официант завернул за угол, где располагался бар.

Карташов вышел в гардероб. Никитина дожидалась его, одетая в новую горностаевую шубу.

— Вы неотразимы, — покачал он головой. Она засмеялась и в ее смехе не чувствовалось ни тени озабоченности. Выйдя на улицу, они окунулись в трескучий ночной мороз. Стоянка перед рестораном была уставлена шикарными иностранными машинами, мерцающими в свете неоновой вывески ресторана. Чуть поодаль расположились машины такси.

— Ну что, в «Чайку»? — спросил Карташов, обнимая ее за талию. Она промолчала, прижалась к нему всем телом и подставила губы для поцелуя. Он ощутил ее вкус — терпкий, ароматный и сладкий и почувствовал, как в нем нарастает горячая волна желания.

— Да, — сказала она, — в «Чайку». Там прелестные номера.

Когда под утро, шатаясь от усталости, Никитина поднималась в свою четырехкомнатную квартиру, расположенную в новом доме, то никаких мыслей, кроме как завалиться спать, у нее не возникало. После сильных мужских рук тело жаждало отдыха.

Она с трудом отыскала ключ в маленькой, забитой всяким хламом сумочке из крокодиловой кожи. Покачиваясь и бормоча себе под нос прилипшую мелодию, Никитина открыла дверь и прошла в коридор.

В одной из комнат горел неяркий свет и играла медленная музыка. Сбросив сумку с плеча на пол, она бессильно прислонилась к косяку и замерла.

Из комнаты выплыла Анжелика в шелковом персикового цвета пеньюаре.

— Тебя долго не было, — сказала она. — От тебя пахнет мужчиной. Никитина взглянула на ее стройную фигуру и ее вновь охватило желание.

— Это было необходимо. Для дела.

— Да? — Анжелика подошла ближе. Переливающаяся ткань подчеркивала каждый ее изгиб. — А у меня кое-что есть на сегодня. — Анжелика хитро улыбнулась и потрясла перед лицом Никитиной миниатюрным золотистым флакончиком, на две трети заполненным белым порошком.

Никитина протянула ладошку и Анжелика аккуратно насыпала в нее небольшую горку. Разделив порошок на две бороздки, Никитина поочередно вдохнула каждой ноздрей и присев, откинулась на стенку.

В голове пронесся прохладные ветерок, унося с собой усталость и тревоги. Краски внезапно стали ярче раз в десять, а окружающие предметы — выпуклыми и притягательными.

Она почувствовала необыкновенный подъем и притянула Анжелику к себе, стягивая с нее прозрачный пеньюар.

В третий раз Василий оглядывал до боли знакомое здание страховой компании. На стоянке, аккуратно очищенной от снега, стояли две ауди, одна вольво и парочка мерседесов. На противоположной стороне дороги, испещренной глубокими следами борьбы со снегом стыдливо жались друг к другу жигули, москвичи и грязные грузовики.

Ничего подозрительного во всей это картине заметить было невозможно. Полдень. Дверь здания, снабженная мощном пружиной, хлопала, как знамя на сильном ветру. Персонал спешил на обед.

Василий еще раз оглянулся. Купленная с утра новая куртка и черные джинсы, как он надеялся, хоть на дюйм изменили его внешность. Всю экипировку дополняла черная вязаная шапочка, плотно облегающая голову. Пришлось постараться, прежде чем его шевелюра захотела примириться с новым обиталищем, но в конце концов, она не пожалела — голове было тепло и уютно.

Пропустив на улицу оживленно спорящих мужчин в серых пальто, Василий шмыгнул внутрь. С последнего его визита ничего не изменилось. Та же лестница, лифт, и слева — конторка с большим, завешенным листами стеклом.

Все осталось прежним, но дежурная была другая. Василий взглянул на нее безо всякого интереса. Со стороны казалось, что она выполняет кучу дел, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что женщина занимается чем-то вроде гимнастики, только сидячей.

Она была настолько толстой, что довольно вместительная конторка уменьшалась в ее присутствии чуть ли не в двое. С белого, в мелких редких оспинах лица спадали крупные хлопья жира. Особенно это выделялось в месте, которое у других люде называется подбородком. Странно, но у нее был удивительно тонки и прямо нос, которые вносил в ее портрет даже некоторую изысканность. Влажные слезящиеся глаза смотрели прямо перед собой, видимо, там был телевизор или какое-нибудь пособие по гимнастике для полных.

Василий подошел к маленькому окошку и постучал зажигалкой по стеклу. Женщина проворно обернулась и секунд десять его изучала, как музейный экспонат.

— Что вам надо? — спросила она, не очень то довольная, что ее оторвали от важного занятия.

— Извините, — произнес Василий, нагибаясь к окошку. — Я вашей сменщице оставил документы и забил их. Что мне делать, может вы посмотрите? Не задумываясь, она слегка кивнула.

— Что там было?

— Водительские права. Мои фамилия Риманас. Литовские права, в зеленой обложке.

Женщина окинула взглядом стол, задержалась на журнале «Физкультура и Спорт» с упражнениями для верхней части тела, потом пошевелила губами и полезла в ящики. Делать ей это очень не хотелось, но все же она просмотрела их до конца.

— Что-то нет, — сказала она тяжело дыша. Последний самый нижний ящик дался ей с большим трудом. — Может быть Римма Павловна взяла. Но она мне ничего не сказала…

— Мне сегодня уезжать… — жалобном тоном снизал Василий. — Вы не знаете ее телефона?

Она мотнула головой.

— Нет. Какой телефон в балтрайоне? — поводив толстым пальцем по столу и беззвучно подвигав губами, она сказала:

— Вам так срочно? Василий энергично закивал головой.

— Жена рожает… побыстрее бы! Волнуюсь очень, а до Вильнюса, сами понимаете… по скользкой то дороге.

— Ладно, записывайте, — сжалилась она.

Название улицы ничего не говорило, кроме того, что оно принадлежало какому-то пионеру-герою.

— А где это?

Женщина подробно объяснила, как туда добраться. При этом в ее голосе появились участливые нотки. Она начала выспрашивать про жизнь, про родителей и Василий еле-еле с ней распрощался. Напоследок она вынула огромное красно-желтое яблоко и силой заставила его взять, при этом что-то сказала, как показалось Василию, по-литовски.