Кирилл Казанцев - Смерть без работы не останется

Валентина отдавалась его грубоватым ласкам прямо на кухне, сидя у стола. Потом он лез под халатик, нервно дергал непослушные пуговицы, потом рывком поднимал ее с табуретки и обрушивал уже другие ласки, обрушивал страсть, накопленную и неизрасходованную за долгие годы разлуки с ней. Несколько раз он пытался овладеть ею прямо на кухонном столе, но Валентина мягко, но настойчиво противилась. И он уносил ее в комнату на постель. И там она тихо стонала под ним, задыхаясь от счастья.

А утром он иногда спал до десяти, до одиннадцати часов. Подолгу лежал в постели, заложив руки за голову. Тогда на него страшно было смотреть. Все эти синие наколки на его теле, заострившееся серое лицо, как у покойника. Потом он вставал и слонялся по дому, как во сне. Завтракал без водки и почти сразу уходил из дому.

Валентина с первых дней поняла, что ни о чем расспрашивать мужика не надо. Не отошел он еще от зоны своей, не отпустила она его до конца. А может, и долг какой принес Леша с собой в этот мир. Это было страшно предполагать, но спрашивать было еще страшнее. Придет время, и сам расскажет. Раньше, несколько лет назад, Леша был разговорчивее. Отойдет и теперь.

Вот опять мелькнула знакомая сутулая фигура за окном. Затопали ноги на веранде. Валентина встала, провела рукой по лицу, как бы стирая тоску и усталость. Леша вошел, не подняв глаз, молча разулся и, как обычно, тут же принялся с ожесточением смывать под краном нечто мерзкое с рук, с лица. Валентина подошла и молча встала за спиной с полотенцем.

Она смотрела в его усталую спину, и женское сердце сжималось. Сколько там татуировок, и все они не от доброты, не от хорошей жизни, сколько всего на этой спине он таскает, на этих плечах. На глаза навернулись слезы, и поэтому Валентина не сразу поняла, что Леша смотрит на нее в отражении зеркала. Женщина быстро опустила голову и провела руками по глазам.

— Валюша, — хриплый голос Алексея был каким-то необычно взволнованным и тревожным. — Ты не сердись, не суди меня, ладно?

— Что ты! — поспешила Валентина успокоить его.

— Погоди, не надо.

Он мокрыми руками зажал ей рот, погладил по волосам и прижал ее голову к своей груди. Внутри у Валентины сразу все замлело.

— Я ведь виноват перед тобой. Ты вон крепко любишь меня, а я… Приду, повеселюсь и снова пропал на годы. Только теперь все иначе, Валюша, теперь все не так. Другой я теперь. Нет больше Лешки Вертолета, есть теперь Алексей Галыгин. И этот Алексей Галыгин кое с кого хочет спросить. Серьезно спросить!

— Лешенька, господи… неужто ты опять в тюрьму попадешь? Тебя ведь за это, ты что же удумал…

— Молчи! Не понимаешь ты… Счета надо оплачивать. Мои счета тебе, его мне!

— Так не надо же мне ничего от тебя, Лешенька, — вырвалась Валентина из его сильных жестких рук и храбро посмотрела прямо в глаза. — Ничего не надо. Лишь бы приходил каждый день, лишь бы живой был, теплый! Лишь бы мой был, только мой, и все!

— Глупая ты баба, — опустив голову и с какой-то безнадежностью сказал Вертолет, — и любишь по-глупому. А может, и хорошо это, потому что никто меня, как ты, не любил и любить не будет.

— А может, ты его простишь, а, Лешенька, — тихо попросила женщина. — Ну, этого должника своего. По-христиански прости, и сразу легче жить будет, опустит тебя тяжесть эта. Ну, что он тебе?

— Он? — глаза Вертолета недобро сверкнули. — Он меня продал, он меня обобрал, он меня предал. Такого я не прощаю, потому что моя жизнь могла сложиться иначе. Я сел в последний раз из-за него и за него. И все, что у меня было, теперь он положил в свой карман. Он не просто сука, он еще и полицейский. Он сука вдвойне потому, что он гнилой, он… их форму носит, а делишки с нами проворачивает. Всю жизнь! Он не как мы, он хуже нас. Мы живем по нашим законам и не нарушаем их, мы не признаем государства и власти, но мы не предаем своих. Он же и на свои законы наплевал, и на наши… и на все остальные. Не жить ему, Валюша, не жить! Ты прости меня, может… если обойдется, то все брошу, все забуду и с тобой останусь. А может… если не врут люди, то есть у меня и еще один должок в моей никчемной жизни.

Валентина с ужасом смотрела на своего любовника и вдруг увидела, как потеплели его глаза. Это что же, не все внутри у него сгорело и истлело? Что-то осталось? Не женщина ли? Сердце сжалось такой болью, что Валентина не смогла себя перебороть и быстро вышла в сени. Дверь хлопнула за спиной… Она прижалась лицом к холодному стеклу и вцепилась зубами в губу, чтобы не завыть. За что? Почему? Не могу, не хочу отдавать последнее… Я ведь ждала его, надеялась. Он ведь все, что у меня от жизни моей бабьей осталось.

Вытерев глаза, поплескав себе в лицо прямо из ведра в сенях, Валентина вернулась и принялась греметь посудой, собирая ужин. А потом все повторилось, как повторялось вот уже несколько дней. Снова на него накатывало, снова он накидывался, оглушал ласками, страстью. Только сегодня Валентина не чувствовала ничего, терпела. И послушно подстанывала на кровати под его тяжелым телом. И гладила его как обычно по груди, когда он, тяжело дыша, откидывался в сторону на подушки.

За домашними хлопотами на следующий день Валентина и не заметила, как стало смеркаться за окном. Алексей опять где-то бродил, что-то выискивал. А может, не хотелось об этом думать, и грел чью-то постель. С обеда небо хмурилось, а она развесила во дворе белье. Надо бы снять, а то, не ровен час, заморосит дождь.

Валентина почувствовала, что в воздухе в самом деле какая-то духота. Она не стала накидывать платок и вышла так, как стирала: в одной старой юбке и сорочке. Она быстро собирала в таз белье, бросая туда же прищепки. Не заметила, что метрах в шести за столбом стоит и смотрит на нее недобрым взглядом крепкий парень с низким лбом.

Сняв белье, Валентина вернулась в дом и стала разбрасывать еще влажные простыни, наволочки и пододеяльники на стулья, на комод, на спинку дивана. Ничего, чуть подсохнет, и можно будет свернуть к приходу Леши. Завтра легче отутюжить будет…

Дверь сзади стукнула. Звук был непривычный, чужой. Даже дверями люди хлопают по-разному. То не Алексей, сразу подумала женщина. И не соседка Лида, та с порога громогласно заявляет о своем приходе. Выглянув из комнаты на кухню, Валентина замерла. Незнакомый парень стоял у двери и осматривался как-то по-хозяйски по сторонам. Низкий лоб, маленькие глаза, суетливые руки. Было в нем все какое-то неприятное, чужое. А потом он посмотрел на Валентину, и ей сразу захотелось чем-то прикрыться. Глазки грязно ощупали ее пышную высокую грудь под сорочкой, скользнули по животу на бедра.

— Ты дома, что ль? — странно спросил парень и шагнул в кухню. — Хило живешь, подруга.

— Я тебе не подруга, — бойко, но не очень уверенно огрызнулась Валентина. — Я тебе в мамки гожусь.