Микки Спиллейн - Весь Майк Хаммер

Морган отпил большой глоток и поставил на пол пустую банку. Сосредоточенно хмурясь, смотрел на меня, затем провел ладонью по редеющим волосам.

— Ну а малыш Понти тебя видел… или узнал, перед тем как ты его застрелил?

— Шутите, док? Ясное дело. Смотрел прямо на меня. Потому как именно он произвел первый выстрел. О, он прекрасно понимал, что делает! Стоило мне только высунуться, и он тут же всадил в меня пулю из своего «магнума» 357-го калибра, который всегда при нем. Я упал на спину, перекатился. Тут он подошел и нацелил свою пушку мне в физиономию. И был так ослеплен ненавистью, что не заметил моего «кольта» 45-го калибра. Я держал его в руке, а потому жизнь Эйзи почти тут же подошла к концу. Потом помню еще стрельбу… какие-то крики… И как кто-то тащил меня непонятно куда. Но это все, что я помню.

Доктор Морган лениво поднял банку из-под пива и раздавил ее в пальцах.

— Надо бы делать эти жестянки покрепче, — заметил он.

— Раньше были стальные. Не отравляли содержимого. И избавляться от отходов было проще — ржавели и рассыпались в прах.

— А зачем теперь делают алюминиевые?

— Затем, что их меньше, обходятся дороже и отравляют пиво.

— Но ведь алюминий тоже поддается повторной обработке, разве нет?

— Дело в том, что в мусорные баки попадает лишь малая часть… Так кто же все-таки хотел меня прикончить?

— Я так понял, этот дон высказался в твой адрес весьма неодобрительно. И проблема в том, что будет трудно доказать твою непричастность. — Заметив на моем лице удивление, он добавил: — Ты так и не выпустил из рук «кольта», Майк. Держал до тех пор, пока я силой не вырвал его из пальцев, когда ты уже был без сознания.

— Ладно, забыли, — сказал я. — У службы баллистической экспертизы имеется на меня досье, док, и в нем — пули, очень похожие на те, что заряжаются в мою пушку.

Он покачал головой.

— Похожие на что? Те пули, которые попали в этого парнишку, Понти, так и не удалось найти. Выстрел навылет. Полиция пришла к выводу, что он погиб во время общей перестрелки.

— Что-то я не видел этой информации в газетах, док.

— Знаю, — сказал он. — Просто нашел нужного человечка, подергал за кое-какие ниточки, и он вывел меня на патологоанатома, вернее, помог получить заключение от этого самого патологоанатома. Оттуда я и узнал… Может, я и пьяница, но о том известно лишь нескольким моим собутыльникам. Ребятам, что сшиваются по салунам. Они считают, что родня переводит мне деньги по почте, платит за то, чтоб я не являлся домой. Или что я на соцобеспечении. Иногда угощал их выпивкой, а их больше ничего не интересует.

— Вы всегда можете к ним вернуться, — заметил я.

— Нет. Пока рано, — голос звучал приглушенно и скорбно. Я выждал несколько секунд, понимая, что должно последовать продолжение. — Прогноз оправдался… Иными словами, ты будешь жить. Если только…

В животе у меня похолодело от страха.

— Замечательно, — буркнул я.

— Через три месяца дам окончательное заключение.

— Но вы так и не объяснили, в чем заключается это «если только»…

Он поднялся, подошел к холодильнику и достал из морозилки еще одну банку пива «Миллер». Во рту у меня пересохло. Я почти что чувствовал вкус пива на языке, но оно, в числе прочих алкогольных напитков, входило в запретный список. Отпив добрый глоток, он посмотрел на меня, явно упиваясь созерцанием чувства дискомфорта, которое я испытывал.

— Чертовски жарко в этой Флориде, верно, малыш?

— Да ладно, приятель. Ведь сейчас как-никак лето.

Он снова запрокинул банку, отпил большой глоток, потом отер губы тыльной стороной ладони.

— Будешь придерживаться того расписания, что я для тебя составил. Самая строгая диета, ничего лишнего. Потом начнешь делать специальные упражнения, принимать соответствующие препараты. И если строго-настрого придерживаться этих предписаний, будешь жить, гарантирую. И тогда никаких «если только» не случится. Купишь себе ферму. Будешь жить тихо, как мышка, на свежем воздухе.

— Знаете, док, мне поднадоели все эти ваши нравоучения. Бесконечные и с каждым разом все зануднее. Неужели нельзя поговорить о чем-нибудь другом?

— Не хочется огорчать тебя, парень, — с кислой улыбкой заметил он. — Самое неуязвимое у тебя место — это, безусловно, психика. Никто и ничто не сможет пробить в ней брешь.

— Что-то больно много вы обо мне знаете…

— Читал.

— Где?

Он опустился на стул, подался вперед, руки сложены на коленях.

— Ты считаешься погибшим. Твой друг из департамента полиции, Патрик Чамберс, отслужил по тебе панихиду. Надо сказать, на этой церемонии было полно народу. Весьма странные собрались там скорбящие.

— По крайней мере, я никогда не оставлял своих клиентов в подвешенном состоянии, — заметил я. — В досье и папках все подчищено, все…

— Да, но твоя секретарша…

— Вельда?

— Да. Она собирается снова открыть контору.

— Что ж, у нее самой тоже есть лицензия частного сыщика. Думаю, вполне справится.

Затем вдруг мне стало плохо. Возникло странное ощущение невесомости, пустоты, в ушах зазвенело. Я чувствовал, как против собственной воли мышцы становятся дряблыми, словно я таю, уменьшаюсь… Мельком успел заметить, как док поднялся со стула. Подошел, пощупал пульс и пробурчал нечто нечленораздельное, а затем уложил меня на пол.

Я открыл глаза. Он смотрел на меня.

— Я был не прав, Майк. Оказывается, и в твоей броне можно пробить брешь.

Я закрыл глаза и лежал молча, пытаясь представить, что это за штука такая — смерть.

Паршивая штука…

Влажным прохладным полотенцем кто-то отер мне пот с лица. Еле тлеющая искорка жизни превратилась в маленький язычок пламени. И когда пламя это разгорелось, доктор спросил:

— Можешь встать?

Я моргнул один раз. Говорить было трудно.

С его помощью я оказался в сидячем положении и несколько раз глубоко втянул в грудь воздух, от чего сразу полегчало.

— Что, плохи мои дела, да, док?

— Не слишком хороши, но и не так уж плохи. Как сейчас, получше?

— Чувствую себя на миллион долларов.

— Прекрасно.

Я отпил глоток холодной воды из стакана. Совсем маленький глоток. Вот и все, что я мог себе позволить.

— Думаю, мы с вами в одной лодке.

— Какой именно?

— Той, что даст течь и потонет, если не грести.

— Вон оно что…

— Нам обоим… полагается быть мертвыми. Весь вопрос в том, как вернуться с того света.

Первые несколько недель пролетели как во сне. Летаргическое состояние, в коем я пребывал, вызванное химическими препаратами, превращало любое физическое усилие в слишком сложное и ненужное. А мозг хоть и фиксировал звуки, запахи, цвета и очертания предметов, делал это лениво и равнодушно, не утруждаясь даже включить в память.