Линкольн Чайлд - Злая река

— Ты рассказываешь мне то, что я и без тебя знаю.

— Терпение, леди-босс, есть добродетель. А теперь заткнись и послушай… пожалуйста. Ты не можешь просто бросить один виртуальный элерон в океан с острова Реюньон, а потом прокрутить часы назад и посмотреть, где он был пятью месяцами ранее. Поэтому они бросили пять миллионов виртуальных элеронов и проследили их движение назад во времени, чтобы узнать, где они были восьмого марта.

— На основании каких данных?

— Они изготовили модель элерона, положили ее в емкость с водой и провели несколько опытов. Они приняли во внимание эффект парусности, то есть насколько ветер влияет на плавучий объект. Они рассчитали действие волн. Они учли поверхностные течения, приливные течения и более глубокие океанические течения. Наконец, они учли проницаемость элерона — насколько он напитывается водой и разрушается за месяцы плавания по морю. Все это учитывалось моделью. По мере того как на различные острова и Африканский континент выносились другие обломки, они и их добавляли к модели.

— Значит, каждая из этих красочных маленьких хитроумных ниточек на экране — один из возможных обратных путей.

— Ты в первый раз попала в точку.

Гладстон уставилась на бессчетные волнистые линии.

— Судя по карте, твои так называемые виртуальные элероны могли появиться откуда угодно с площади в миллион квадратных миль. Этот анализ вообще ничего не дал.

— Но он, как минимум, показал, что некоторые зоны более вероятны, чем другие. После получения этих результатов место поисков изменили.

— Однако рейс триста семьдесят так и не нашли.

— Не нашли.

— Как я и сказала, их модель провальная. Абсолютный, катастрофический провал.

— Но как я сказал…

— А ты теперь хочешь, чтобы мы повторили их провал?

— Не провал. — Лэм закатил глаза. — Понимаешь…

— Ты хочешь, чтобы мы сбросили в море с Тёрнер-бич пять миллионов виртуальных обрубков и проследили их назад во времени, чтобы выяснить, где они попали в воду?

На сей раз Лэм, прежде чем ответить, убедился, что других вопросов не последует:

— Да, хочу.

— И почему это получится у нас, если не получилось у них?

— У нас больше данных по заливу, чем было у них по Индийскому океану. И нам нужно прокрутить время назад только на двадцать пять дней, а не на пять месяцев. Но самое главное, у меня есть новая идея по анализу их данных. Я применил ее к рейсу триста семьдесят — и, когда я сделал это, все модели мусора от полета сошлись в одном приблизительно районе на дату катастрофы. В одном, а не в тысяче.

Гладстон уставилась на карту:

— В чем заключается твоя новая идея?

— Я сообразил, что если применю к вероятностям диаграммы суммирования по траекториям Фейнмана, то, возможно, мне удастся избежать наименее вероятных траекторий. Не все эти извилистые маршруты течений вероятны в равной мере: некоторые вероятнее других. Таким образом, убираем маловероятные, используя диаграммы Фейнмана.

— Что это за диаграммы Фейнмана?

— Я устал. Сколько ты мне заплатишь за объяснение?

Гладстон нахмурилась. Деньги и математика — вот две единственные вещи, которые ценил Лэм, хотя что касается денег, то они у него почти не водились.

— Я закажу добавку сыра на наш следующий вечер с пиццей. И лука. Договорились?

— Ну ладно. Это математический и геометрический способ диаграммирования вероятности взаимодействия частиц. Как в коллайдере. Я адаптировал процесс к океану, математически описывая его как море взаимодействующих частиц и сил. Расчеты громадные, тут потребовался суперкомпьютер. Но когда дело было сделано, то получилось вот что.

Он показал на экран. Одна за другой красочные ниточки стали исчезать с карты, пока не осталось ничего, кроме черной дуги, указывающей возможные точки встречи самолета с водой. Потом на карте стали появляться новые ниточки, все начинавшиеся у острова Реюньон. Некоторые уходили в одну сторону, другие отклонялись в другую, но все они более или менее сходились близ одной точки в океане — на той черной дуге.

Гладстон покачала головой. Может, это просто очередной полет математической фантазии Лэма?

— Значит, именно тут находится триста семидесятый? — Она показала на точку, в которой сходились все линии.

— На дне океана, конечно.

Гладстон уставилась на экран:

— Ты уверен?

— Ну, как ты понимаешь, никаких доказательств у меня нет. Но я провел несколько миллиардов измерений по диаграмме Фейнмана на университетской машине. — Он снова фыркнул. — И в результате получил довольно впечатляющий счет за использование времени центрального процессора.

— Сколько?

— Четыре тысячи.

«Матерь божья!»

— И ты не согласовал это со мной?

Лэм посмотрел на нее с преувеличенно обиженным выражением:

— Я не знал, что они столько насчитают.

— Думаешь, что можешь проделать то же самое с обрубками?

— У тебя тонны информации по твоим экспериментам с поплавками, собранные за пять лет, — гораздо больше, чем было у них по Индийскому океану. Мне нужно только ввести в расчеты плавучие характеристики обрубков.

— Что конкретно тебе надо?

— Мне нужны два реальных обрубка и емкость для проведения экспериментов с ветродуйным устройством — такая есть в океанографической лаборатории в Эккерде.

— И сколько это будет стоить, если допустить, что мне удастся получить обрубки?

Лэм пожал плечами:

— Еще тысячу?

— Господи, да где же мы возьмем деньги еще и на это?

— А ты попроси у своего дружка из ФБР. Он мне показался богатеньким.

Роджер Смитбек вел свой «субару» по Сайпресс-Лагун-драйв. В последние полчаса он нареза`л круги по какому-то району к югу от Форт-Майерса, — предположительно, это была самая опасная часть города, но он видел главным образом многоквартирные дома, школы, магазинчики, семейные дома, даже пристойного вида загородный клуб, оседлавший Уиски-крик.

Смитбек ожидал увидеть совсем другое.

Он провел кое-какое расследование и узнал, что татуировка, которую он тайно перефотографировал, была, скорее всего, символом какой-то банды. Когда он увеличил изображение и резкость, картинка стала гораздо четче. Там определенно был крест с молниями, вылетающими по диагонали снизу из поперечины, и что-то похожее на когти животного, торчащие сверху, хотя их концы были невидимы, так как их закрывали драные клочья кожи. По бокам стояли две буквы — «П» слева и «Н» справа, написанные обычным готическим шрифтом бандитских татуировок. Цвет татуировки был синий, как у обычных тюремных, но это ничего не значило: подобные татуировки вполне могли быть сделаны в тату-салонах Центральной и Южной Америки, поскольку расследование Смитбека показало, что такого рода кресты — выполненные в выразительном стиле флёр-де-лис и необычным методом декоративного тушевания — были фирменным знаком банд с юга от границы.