Елена Саулите - Швейцарский счет

Девушки нерешительно топтались на пороге кабинета в ожидании разговора, но хозяин клуба, казалось, их не заметил. Текли минуты томительного ожидания. Наконец, Галина не выдержала и трубно высморкалась в салфетку. Турок повернулся к вошедшим, приметив Алису, он не выразил особого восторга. Молча встал, и трижды обошел ее кругом, затем знаком потребовал, чтобы она разделась до нижнего белья, долго и цинично изучал грудь, подошел ближе и брезгливо потрогал ее одним пальцем. Глаза его выражали презрительно-похотливое любопытство, он вел себя как на рынке, прикидывая, выгодна ли ему предстоящая покупка. Алиса бледнела и потела, вздрагивая всем телом, когда коротышка тыкал ее толстыми смуглыми, похожими на обрубки, пальцами. Ощупав девушку, он засунул палец в рот и принялся сосредоточенно ковырять им в щели передних зубов, очевидно пытаясь избавиться от застрявших в ней остатков обеда. От него шел приторный мускусный запах одеколона, смешанный с удушливыми ароматами восточных благовоний. Алиса дрожала от негодования.

«Будто кобылу на ярмарке выбирает, – думала она. – Вот-вот потребует, чтобы я зубы показала».

Закончив обследование, Мухаммед сказал что-то по-немецки, голос у него оказался неожиданно тонким и писклявым, как у евнуха. Алиса беспомощно оглянулась на почтительно молчавших подруг. Анжела пришла на помощь:

– Он просит, чтобы ты улыбнулась.

Ну, вот и до зубов дошло дело. Алиса сделала над собой усилие и мило улыбнулась хозяину. Анжела пихнула ее локтем и зашипела:

– Шире. Шире давай. Или тебе документы и работа не нужны?

Осклабившись в американском «cheese», Алиса уставилась на господина Мухаммеда оловянным взглядом. Тот, удовлетворенный видом ряда белых ровных зубов, благосклонно кивнул и снова заговорил по-немецки.

– Он спрашивает, что ты умеешь в нашем бизнесе?

И видя, что Алиса замешкалась, заговорила сама. Турок слушал внимательно, недоверчиво качая плешивой головой, давая понять, что сильно сомневается в достоинствах новенькой. Анжела долго увещевала хитрого азиата, прежде чем он изрек неопределенное:

– Gut. Ich werde darüber nachdenken, was damit zu tun.

Вступилась Галина, и они принялись наседать на турка вдвоем, Алиса горела от обиды и унижения. Однако, времена, когда она могла выбирать, отошли в прошлое, и сегодня ей ничего не оставалось, кроме как смиренно улыбаться наглому хозяину притона и ждать, когда он смилостивится над бездомной женщиной и предоставит ей право на убогую жизнь в борделе. После долгих уговоров господин Мухаммед велел Алисе станцевать. Ежась под его колючим взглядом, девушка исполнила несколько танцевальных па, изо всех сил, пытаясь выглядеть соблазнительно. Турок прыснул от смеха, выразительно пожал покатыми плечами, скороговоркой выпалил что-то по-немецки и демонстративно отвернулся.

– Он сказал, что ты колышешься, как медуза, – живо перевела Анжела и гневно сверкнула глазами, показывая, что Алиса провалила экзамен. – Что от твоих предсмертных конвульсий ему не секса, а в богадельню охота. Но ему тебя жалко, поэтому он тебя берет. Будешь консумацией заниматься.

– Гм-м? – Алиса отшатнулась. – Это что, сумо для проституток? – обалдело пролепетала она.

– А мы не простытутки. Ты этим словом нэ бросайся, – надулась Галина. – Мы – путаны. А консумация – это кохда мужиков разховором надо на шампанское или коньячок раскрутыть.

– Работа не пыльная. Соглашайся и благодари, дурища! – прошипела Анжела и с размаху двинула оторопевшую Алису в бок.

Рассыпавшись в благодарностях все трое пятясь, покинули кабинет босса и выбрались на свежий воздух. По дороге девчонки втолковывали Алисе, что ей несказанно повезло, что консумация – во, какая работа!

– И не пыльно, и при деньгах. Хоть и не при больших, – толковала ей Анжела, игриво подмигивая.

– Щас на паспортыну тэбе сфотаем, в кафэ посыдим и на роботу, – добродушно вторила ей Галина. – Ты, Алиска, боха моли, шо Мухамет тэбэ не прохнал! Ты як начала колыхаться, у мэнэ душа у пятки скрылась. Як прывидэние, ей боху!

– Спасибо, девочки, – с чувством поблагодарила их Алиса. – Сегодня угощаю я.

Возражений не последовало, и, весело гомоня, женщины отправились на поиски ближайшей фотостудии. Буквально через полчаса с готовыми фотографиями в кармане, они прошествовали по Нойонгассе до Кайзергассе и, облюбовав небольшое симпатичное кафе, решили отметить второе рождение Алисы шампанским.

– Твоего нового имени мы пока не знаем. Наш басурман тебя на днях окрестит. Но с этой минуты твоя жизнь только начинается,– торжественно произнесла Анжела и подняла бокал. – По-здрав-ля-ем! – нестройно пропели женщины и сдвинули узкие тела фужеров, разразившихся стеклянным перезвоном.

После двух глотков веселящего напитка на Алису навалилась хандра. Она вообще не любила алкоголь, он вызывал у нее приступы тягучей меланхолии. Удрученно глядя на гомонящих девиц, Алиса вяло теребила край скатерти. Ощущение нереальности происходящего, возникшее еще в Гриндевальде, не проходило. Оно нарастало, обостряясь с каждым днем, девушка чувствовала себя тряпичной куклой, марионеткой, участвующей в пошлом фарсе. Клуб «Cabaret East» – дешевая декорация, только подчеркивающая убогость действа, Анжела с Галиной – третьеразрядные статистки. Все ужасающе грязно и гадко.

«Из простой девчонки в жену миллиардера. Из миллиардеров в монашки, из монашек в бордель. И вот на дне. Головокружительная карьера, нечего сказать», – погруженная в безрадостные мысли, она не слышала ни здравиц в свою честь, ни профессиональных советов Галины, толковавшей, как вести себя с клиентами.

– Если на мужыке «Патек Филипп» у золотом корпусэ, то на дринки нэ рассчытывай. Кружка пыва и соленые орэшки. Чэм больше бабла, тем жмотистее. Это я тэбэ як дохтур ховорю. А вот если в задрыпанном пиджачышке да джынсах на босу ноху – наш чоловик. Бэри ехо холыми рукамы. Ба, Анжэлка, да она нэ слухае! – возмутилась она, заметив, наконец, что Алиса совсем ее не слышит, вычерчивая ногтем невидимые зигзаги на столе.

Анжела досадливо махнула: молчи, мол. Потом наклонилась к ее уху и что-то быстро зашептала, Галина выслушала, недовольно дернула плечом и, наморщив короткий бульдожий нос, уткнулась в тарелку с наполовину растерзанным салатом. Остаток «праздничного» ужина прошел в тягостном молчании, Галина с видом оскорбленной девственницы хмуро поглощала пищу, Анжела сочувственно вздыхала, время от времени бросая на отрешенную Алису выразительные взгляды.

– Похороны надежд, – снова шепнула она Галине, указывая глазами на поникшую рыжую челку Алисы.

– И царствые им нэбэсное! Туда и дороха. Усэ, дывки! – огрызнулась та. – Кончай помынки. На работу пора! Упэред! На боевоэ крэщениэ.