Росс Томас - Если не сможешь быть умничкой

Она взглянула на Синкфилда с любопытством.

— Что же такое вы имеете сообщить ему, лейтенант?

— Ну, для начала, о смерти Дейна. Я застрелил его этим утром.

Она могла бы стать блестящей актрисой. Ни одна жилка не дрогнула в ее лице, за исключением глаз. Они сверкнули.

— Вы говорите об Артуре Дейне?

Синкфилд кивнул.

— Правильно. Артур Дейн, частный детектив. Лучше б вам привести сенатора.

Конни Мизелль пристально посмотрела на Синкфилда.

— Да, наверно, это лучше.

Я спросил, пока ее не было:

— Что ты собираешься делать?

Синкфилд коротко усмехнулся. Это была тяжелая, холодная усмешка.

— Просто наблюдай, — сказал он.

— Хорошо. Я наблюдаю.

Сенатор вполз в комнату, как старик. На нем был твидовый жакет, рубашка без галстука, серые брюки. На ногах — домашние шлепанцы. Он шаркал ногами при ходьбе. Конни Мизелль шла с ни бок о бок, придерживая его под локоть.

— Здравствуйте, сенатор, — сказал Синкфилд.

Эймс кивнул Синкфилду.

— Вы хотели меня видеть? — спросил он.

— Я очень сожалею о кончине вашей жены, — сказал Синкфилд. — Мы поймали человека, который ее убил. Я застрелил его сегодня утром. Он мертв.

Бывший сенатор вяло обвел взглядом комнату.

— Я… я думал, что он покончил самоубийством. Мне сказали, что он застрелил Луизу, а потом покончил с собой.

— Нет, — сказал Синкфилд. — Вашу жену убил другой человек. Его имя — Дейн. Артур Дейн. Он был частный сыщик, работавший на вашу жену. Он убил их обоих.

Эймс нащупал кресло и тяжело погрузился в него.

— Но ведь она по-прежнему мертва, да? Я говорю о Луизе. Она по-прежнему мертва.

— Сенатор? — сказал Синкфилд.

— Да.

— Все кончено. Я говорю все, то есть абсолютно все. Вам больше не нужно притворяться. Нам все известно о Лос-Анджелесе 1945 года. Мы знаем, как звали человека, которого вы убили. Перлмуттер.

Сенатор слегка сдвинул взгляд, переведя его с Синкфилда на Конни Мизелль.

— Я не думал, что все выйдет именно так, — сказал он. — Никогда не думал, что так выйдет.

— На твоем месте я бы больше не произнесла ни слова, дорогой, — сказала она.

Сенатор покачал головой.

— Они знают. Но какая теперь разница?

Он посмотрел на меня.

— Это будет недурная история для Френка Сайза, а, мистер Лукас? Я нажрался пьяный, когда был молодой, и убил человека. Чудная история, разве нет?

— История так себе, — сказал я. — Такое случается каждый день. Настоящая история — это то, что произошло позже. Настоящая история — это как вы молчали, когда вашу дочь убили за то, что она знала, чем и как вас шантажируют. История стала еще лучше, когда вы по-прежнему ничего не сказали на то, что посреди улицы был убит Игнатиус Олтигбе. Ваше молчание стоило жизни вашей жене и ее занятному приживалу, который отправился за своей хозяйкой. Но самая захватывающая часть истории — это как мисс Мизелль умудрялась продолжать шантажировать вас, находясь здесь, да еще после всего что случилось? Мне просто интересно, сенатор! Каково это — жить в одной квартире с собственным шантажистом?

Эймс поднял взгляд на Коннни Мизелль.

— Я люблю ее, — сказал он. — Вот таково, мистер Лукас.

Она улыбнулась Эймсу и затем перевела эту улыбку на Синкфилда.

— Вы берете сенатора под арест, лейтенант?

— Совершенно верно, — сказал Синкфилд. — Я беру его под арест.

— Что ж вы тогда не рассказываете ему о его правах? Разве вам не положено это сделать — рассказать арестованному о его правах?

— Он знает свои права. Вы ведь знаете свои права, не правда ли, сенатор?

— У меня есть право хранить молчание, — сказал Эймс. — У меня есть право… — Он посмотрел на Синкфилда и вздохнул. — Да, я знаю свои права.

— Мне потребуется еще немного времени, — сказал Синкфилд. — Вы, по-моему, так еще и не поняли всего.

Он кивнул на Конни Мизелль.

— Она замешана в этом вместе с Дейном. Она осуществляла давление на вас, а он совершал убийства. Сначала вашу дочь, потом ее приятеля-любовника, затем вашу жену и этого парня Джоунса. Дейн убил их всех. Вы изменили свое завещание, сделав ее своей единственной наследницей. Как ей удалось заставить вас это сделать?

Сенатор покачал головой.

— Вы ошибаетесь. Изменить завещание — это была моя идея.

— А то как же! — сказал Синкфилд. — И даже, чем черт не шутит, вы, может быть, оставались бы живым еще месяц, а то и год или два. Когда на кону двадцать миллионов долларов, спешить незачем. Можно позволить себе быть терпеливым.

Эймс еще раз посмотрел на Конни Мизелль.

— Он ведь неправду говорит, да?

— Да, он говорит неправду, — сказала она.

Эймс просиял.

— Ну, конечно! Я убил человека, лейтенант. Много лет назад. Теперь я готов отвечать по всей строгости.

— Это чудесно, — сказал Синкфилд. — Это в самом деле чудесно!

— Оставим его одного, — сказала Конни Мизелль.

— Непременно, — сказал Синкфилд, отворачиваясь.

Я наблюдал, как Конни Мизелль подошла к креслу сенатора и стала перед ним на колени. Он улыбался, глядя на нее. Она провела рукой по его щеке. Он похлопал по ее руке. Она откинула голову назад, так что его ухо оказалось совсем рядом с ее губами. Я разглядел, как она шептала что-то ему на ухо. Лицо Эймса посерело, став почти цвета мокрой простыни. Потом оно побелело. Его рот приоткрылся, а глаза уставились на Конни Мизелль.

— Нет, — сказал он. — Этого не может быть. Этого просто не может быть.

— Но это так, — сказала она.

— Ты должна была сказать мне, — сказал он, с усилием поднимаясь в кресле. — Ты не должна была скрывать это от меня.

— Так получилось, — сказала она.

— Господи Иисусе, — сказал он. — Господь милосердный. — Он повернулся к Синкфилду. — Лейтенант, вы простите, я ненадолго отлучусь? — сказал он. — Мне нужно кое-что забрать в моем кабинете.

— Пожалуйста, — сказал Синкфилд. — Но потом, сенатор, нам вместе придется спуститься вниз.

Эймс кивнул.

— Да. Я знаю.

Он оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на Конни Мизелль. Он долго не отрывал от нее взгляда, а затем повернулся и медленно пошел через гостиную к своему кабинету. Закрылась дверь. Выстрел раздался мгновением позже. Я смотрел на Конни Мизелль. При звуке выстрела она улыбнулась.

Синкфилд первым ворвался в кабинет. За ним последовал я, следом за мной — Конни Мизелль. Эймс сидел за столом. Голова была откинута назад под странным углом. Он стрелял в себя через рот. Какое-то месиво…

Библия лежала на столе, та самая полая Библия. Она была открыта, но пистолета в ней больше не было. Я обошел стол. Пистолет лежал на ковре, недалеко от безжизненной правой руки Эймса. Он был 32 калибра, с коротким барабаном. Кольт с перламутровой рукояткой. «Подделка под перламутр», — машинально отметил я.