Григорий Шепелев - Улус Джучи

– Подвезти? – с улыбкой спросила Рита, невольно залюбовавшись её лицом в капельках дождя, – тебе куда надо?

– Если вы едете домой, то нам по пути, – ответила юная незнакомка. Такой ответ слегка озадачил Риту. Но она мигом сообразила: ведь на "Фольксвагене" номера московские, значит – даме надо в Москву.

– Так тебе в Москву? – уточнила Рита на всякий случай.

– В Москву, в Москву!

– Ну, садись, садись.

Последовав приглашению, незнакомка хлопнула дверью так, будто эта дверь была из стекла. Очень осторожно. Но, тем не менее, дверь захлопнулась.

– Пристегнись, – попросила Рита. Девочка это сделала. Разгоняя машину, Рита опять взглянула на пассажирку. Та вытирала лицо носовым платком и хлюпала носиком. Это был ангелочек. Да нет же, нет! Мотылёчек! Но если так, что для него солнышко? Неужели дальний свет фар дорогой машины?

– Как тебя звать? – поинтересовалась Рита.

– Элеонора, – представилась незнакомка. Понятно было, что врёт. Почему-то сразу стало это понятно.

– А где родители?

– А твои?

– Мои давно умерли.

– Мои – тоже.

Рита смутилась. Дождь, между тем, существенно ослабел. Темп работы "дворников" изменился. Убрав платочек в карман, девочка зачем-то стиснула свой пакетик двумя руками. Тот зашуршал. Вдруг она воскликнула, наблюдая, как Рита осуществляет обгон сразу двух машин, идущих с приличной скоростью:

– Да ты гонщица! Тебе жить надоело, что ли?

– Не совсем так, – улыбнулась Рита, – я никогда не ценила свою жизнь выше, чем она стоит на самом деле.

– Какая ты благородная! – возмутилась Элеонора, – но, вообще-то, в машине ещё и я нахожусь! Кто тебе дал право оценивать мою жизнь?

– Ладно, не ори.

Рита не только сбавила обороты, но и перевела рычаг скоростей с пятой на четвёртую. Это было сделано вовремя, потому что "Фольксваген" въезжал в деревню "Непецыно" – маленькую столицу большого лука. Он почему-то здесь рос с чудовищной интенсивностью. Замелькали с обеих сторон дороги каменные дома плаксивых овощеводов. Девочка вроде бы успокоилась. С интересом глядя на профиль Риты, который был горбоносым и вполне мог в плавающих отсветах фонарей показаться ведьминским, она бросила:

– Это странно и удивительно!

– Что тебя удивляет? – спросила Рита.

– Ну, то, что ты мне сказала. Ведь у тебя есть молодость, красота, и, самое главное – доброта, которая делает жизнь счастливой. Но сама жизнь для тебя ничего не значит. А Чингисхан, не располагавший этими качествами, хотел сделаться бессмертным.

– Зато он располагал половиной мира, – сказала Рита, до крайности удивлённая поворотом беседы в такое русло, – было ради чего цепляться за жизнь! А ты, видимо, отличница?

– Совсем нет. Я просто довольно много читаю. И во всех книгах про Чингисхана сказано, что китайский мудрец Чань-Чунь сказал Чингисхану: "О, Величайший из Величайших! Я не могу дать тебе бессмертие, как ты просишь. Но я могу предсказать, когда ты умрёшь. Тебе суждено умереть в тот же самый год, что и мне!"

– Действительно, он был мудрым, этот Чань-Чунь, – усмехнулась Рита, – ты не находишь?

– Я бы сказала, хитрым. Кстати, ты знаешь, чем была вызвана смерть Чингисхана?

– Не знаю. Чем?

– Транспортной аварией. Величайший каган во время охоты грохнулся с лошади и ударился так, что несколько дней пролежал да умер. Так что, поаккуратнее с выездами на встречную!

– Я тебя довезу до Москвы в том виде, в каком ты села на это кресло, – пообещала Рита, – если, конечно, ты мне не надоешь по дороге.

Девочка засмеялась и ничего не ответила. Трасса снова вышла в поля, и Рита прибавила скоростёнки. Дождь уж едва-едва моросил. Дорога блестела и ускользала за горизонт – изогнутый, словно лук. Видимо, дорога была стрелой. Монгольской стрелой.

– Может, включим радио? – предложила Рита.

– Как знаешь. Но мне бы этого не хотелось.

– Вот как? А почему?

– Потому, что музыка может переменить настроение.

– Ну, и что?

– Мне бы не хотелось его менять, – заявила девочка, – у меня к тебе есть вопрос. Ответь на него, и тогда посмотрим, включать ли радио.

– Задавай.

Девочка подумала и сказала:

– Ты говоришь, что жизнь для тебя не имеет особой ценности. Ну, а если ты встретишь смерть, то не возрастёт ли сразу в твоих глазах цена твоей жизни?

– Вот, уж чего не знаю, того не знаю, – честно призналась Рита, – но полагаю, что это будет зависеть от цены смерти.

– От цены смерти?

– Именно так. Красивую смерть я не променяю ни на какую жизнь, будь то даже жизнь Чингисхана или Наполеона, даже не проигравшего Ватерлоо. Вот мой ответ.

– А не вздор ли это? – засомневалась девочка, хлюпнув носом, – может ли смерть, пусть даже и красивая, иметь ценность только в себе самой?

– А почему нет? Если человек с самой пустою жизнью отдаст её за кого-то, разве это не будет победой смерти?

– Нет! Это будет победой жизни! Ведь его смерть спасёт чью-то жизнь. И тогда получится, что он смертью смерть попрал, как Христос.

– Послушай, Элеонора, на твой вопрос я тебе ответила, – раздражённо проговорила Рита, снова сбавляя скорость перед какой-то деревней, – можешь вгрызаться в мою оценку какими хочешь клыками, даже религиозными. Только это – глупо и пошло. Моя оценка – это оценка эстета, а не философа. Я – эстет. Красивая смерть в моём понимании – это то, к чему следует стремиться. И если я её встречу, то уж, конечно, не стану от неё бегать ни за какие коврижки.

– Ни за какие коврижки? – переспросила юная спорщица, очень пристально поглядев на Риту, – а что такое коврижки?

– Ну, пирожки, крендельки, всякая там выпечка к чаю.

Элеонора кивнула, как будто что-то осмысливая. Деревня уже кончалась. Дальше был перекрёсток с постом ГАИ, а за ним – другая деревня. На краю первой виднелась под фонарём витрина и вывеска магазина.

– Останови, – попросила девочка, – я хочу кое-что купить.

– Только побыстрее, – сказала Рита. Машина остановилась. Прежде чем открыть дверь, любительница истории положила красный пакетик между сиденьями.

– Оставляю.

– Это ещё зачем?

– В качестве залога. Я ведь тебе уже должна денег. За те двадцать километров, что мы проехали вместе.

От этих слов Рита разозлилась ещё сильнее. Проводив взглядом маленькую зануду до магазина, она решила полюбопытствовать, что в пакетике. Оказались там круассаны. Несколько штук. Круассаны Рита любила сильнее всего на свете. И так ей их захотелось съесть, что она включила первую передачу, и, выполнив разворот, помчалась обратно к Рязанской области. Почему к Рязани, а не к Москве? Только потому, что хотелось ей оказаться как можно дальше от той, на чьи круассаны она позарилась. Ангелочек ведь не замедлит продолжить путь с кем-нибудь другим! После этой маленькой кражи жертва её стала внушать Рите уже не просто вялое раздражение, а глубокое отвращение. Это было довольно странно. Но ненависть овладела Ритой до такой степени, что она даже не хотела в ней разбираться.