Сью Графтон - «Б» – значит безнаказанность

– Хорошо, может, я свяжусь с вами позже, если понадобится. Спасибо, Тилли.

Тилли, толкая перед собой тележку, пошла по коридору. Я вернулась к машине и уже открыла ее, когда внимание мое снова привлекло полуобгоревшее строение – место убийства Марти Грайс. Действуя почти инстинктивно, я захлопнула дверцу и поспешила к дому Снайдеров. Должно быть, хозяин увидел меня в окно, потому что, не успела я поднять руку, чтобы постучать, дверь передо мной отворилась, и он вышел на крыльцо.

– Я видел, как вы идете по дорожке. Это вы были здесь вчера, – сказал он. – Только вот запамятовал ваше имя.

– Кинси Милхоун. Я встречалась с мистером Грайсом у его сестры. Он сказал, что у вас есть ключ от его дома и что я могу все там осмотреть.

– Да, все правильно. Он у меня где-то здесь. – Мистер Снайдер, пошарив по карманам, извлек связку ключей и принялся перебирать их пальцами.

– Вот. – Он снял один из ключей с кольца и протянул мне. – Это от задней двери. Передняя заколочена – ну да вы сами видите. Полиция понаставила кордонов, пока, стало быть, идет следствие.

– Что там, Оррис? С кем это ты разговариваешь? – донеслось из глубины дома.

– Не шуми, старая карга, – буркнул он; подбородок у него мелко трясся. – Ну, мне пора.

– Я занесу ключ, когда закончу, – сказала я, но он, ворча что-то себе под нос, уже ковылял прочь и скорее всего пропустил мои слова мимо ушей. Тут я подумала, что для человека, который – если верить мистеру Снайдеру – "глух как пень", у его жены отменный слух.

Я пересекла заросший плющом двор Снайдеров. Перед домом Грайсов царило запустение, дорожка была завалена мусором. Похоже, с тех пор как уехали пожарные машины, никому и в голову не пришло навести здесь порядок. Оставалось надеяться, что до дома тоже никто не добрался; я скрестила два пальца – на удачу. Миновав створчатую, с висячим замком дверь, которая вела в подвал, я обошла вокруг дома и по разбитым ступенькам поднялась на заднее крыльцо. В верхней половине двери было окошко; мятая, грязная занавеска сбилась, и просматривалась часть кухни.

Я открыла дверь и вошла. В кои-то веки мне повезло. На полу настоящее месиво из штукатурки, шлака и еще какой-то дряни, однако мебель на месте: грязный, вымазанный сажей стол, в беспорядке расставленные стулья. Не закрывая входную дверь, я осмотрелась. На рабочем столике гора тарелок, дверь в клановую открыта, там заставленные консервами полки. Как всегда в подобных ситуациях, мне было немного не по себе.

Стоял тяжелый запах горелого дерева, на всем вокруг лежал густой слой копоти. Стены потемнели от дыма. Я двинулась по коридору, под ногами хрустело битое стекло. Мне показалось, что планировка была такой же, как в доме Снайдеров – я узнала примыкающую к кухне столовую, в которую вела раздвижная дверь. В такой же комнате Оррис Снайдер оборудовал спальню для жены. В конце коридора находился туалет с раковиной. Линолеум вздулся и потрескался, обнажив покрытые черной мастикой доски. Окно в коридоре, выходящее на узкую, разделявшую два дома дорожку, разбито. Как раз напротив было окно той самой спальни, и через него виднелась больничная кровать, стоящая перпендикулярно стене, и на ней – тщедушная фигурка Мэй Снайдер, казавшаяся особенно жалкой под белым стеганым одеялом. Похоже, она спала. Я направилась дальше по коридору в сторону гостиной.

Огонь съел краски, и все теперь выглядело, как на черно-белой фотографии. Обгоревшие дверные косяки и оконные рамы были похожи на растянутые крокодильи шкурки. Следы причиненных огнем разрушений тем больше бросались в глаза, чем ближе я подходила к передней части дома. Дойдя до лестницы в мансарду, увидела обугленные перила, половина ступенек провалилась. При виде висевших клочьями, почерневших обоев в воображении почему-то возник образ старинной карты с указанием места, где зарыты сокровища.

Я ступала с величайшими предосторожностями, боясь оступиться. Рядом с входной дверью на полу зиял зловещий проем. Где-то здесь лежало тело Марти Грайс. Огонь слизал обшивку со стен, обнажив трубы отопления и балки. Некоторые участки пола у двери и дальше по коридору до самой лестницы выгорели особенно сильно – видимо, здесь и была разлита какая-то горючая жидкость. Я перешагнула через проем и заглянула в гостиную. У меня возникло ощущение, будто там поработал дизайнер-авангардист, который для производства мебели применяет исключительно брикеты древесного угля. Обивка и внутренности тахты и двух кресел, расставленных словно для вечеринки, выгорели дотла, немым укором торчали голые пружины. От кофейного столика остался лишь почерневший остов.

Я вернулась к лестнице и начала осторожно подниматься. Наверху в спальне огонь вел себя как-то чудно – пощадив стопку книг в бумажных переплетах, он обратил в головешки стоявшую рядом скамеечку для ног. Кровать аккуратно заправлена, при этом в комнате все залито водой; от ковра исходил запах тления, пахло сырыми обоями, сопревшими одеялами, паленой одеждой и теплоизоляцией, которая клочьями лезла из стен и потолка, где штукатурка обвалилась, а дранка прогорела. На прикроватной тумбочке стояла забранная в рамку со стеклом фотография Леонарда; в углу под рамку был заткнут талон с назначением к дантисту на предмет удаления зубного камня.

Я вытащила талон, чтобы получше разглядеть снимок, и вдруг вспомнила ту фотографию, на которой была запечатлена Марти. Унылая особа: полновата, нелепые, в пластмассовой оправе очки, волосы, уложенные таким образом, что их можно принять за парик. Леонард – по крайней мере в лучшие времена – выглядел куда более привлекательным; это был холеный мужчина с запоминающейся внешностью – благородная проседь в волосах, волевой взгляд. Правда, легкая сутулость наводила на мысль о некоторой слабости характера, склонности к компромиссам. Интересно, имела ли Элейн Болдт виды на этого человека? Может быть, и здесь она стала причиной раздора?

Я поставила фотографию на место и спустилась вниз. В коридоре мое внимание привлекла неплотно закрытая дверь. Я робко толкнула ее. Это был вход в подвал. Мне стало не по себе – там было темно, как в шахте. Проклятие. Я понимала, что в интересах дела придется осмотреть и там. Поморщившись, я пошла к машине за фонарем.

Лестница была цела. Видимо, огонь не успел сюда добраться. У меня сложилось впечатление, что наверху пожар возник в результате возгорания какой-то горючей жидкости и причинил лишь поверхностные разрушения. Луч фонарика прорезал тьму и образовал узкую живую дорожку, выхватывая откуда-то из небытия странные предметы, до которых не хотелось дотрагиваться руками. Я очутилась внизу. Потолки были низкие; дом стоял уже более сорока лет, тянуло сыростью, всюду виднелись клочья паутины. Воздух спертый, словно в парнике, но в отличие от последнего здесь все давно вымерло; висел тяжелый запах старого пожарища, запустения и тлена.