Григорий Шепелев - Последняя шутка Наполеона

– Если мы упадём, сюда прибежит кабан! – простонала Вика, задрав модельные свои ноги на максимально возможную высоту, – он всех нас убьёт! Зачем тебе это надо?

– Задницы свесили, – без эмоций, но в высшей степени убедительно повторила Рита, опустив стебли. Что было делать? Три сплетницы, матерясь, подались назад и сели на ляжки, позорно свесив над Ритой голые ягодицы. Ногтями им пришлось уцепиться изо всех сил за сук, чтоб не опрокинуться. Засмеявшись, Рита стала их сечь крапивой по широко раздвинутым задницам, объясняя правила вежливости и вежливо обращаясь к ним по имени-отчеству. Танька с Дашкой, взвизгивая при каждом хлопке, уверяли Риту, что не всерьёз её называли дурой и зоофилкой.

– Я ведь не говорила, что ты – корова, Риточка! – щебетала Виктория Александровна, получая больше подруг, – нет, ни в коем случае! Я имела в виду, что ты на неё похожа! Совсем чуть-чуть! Не больше, чем я! Даже ещё меньше!

– С ума сойти, – восхитилась Рита, не прекращая стегать, – как может унизиться человек от прикосновения травы к заднице!

Она так увлеклась, что даже и не заметила трёх парней, которые подошли к колодцу со стороны деревни и наблюдали за поркой, остолбенев возле фонаря. Это были Алёшка, Витька и Вовка – ещё один местный житель. Три голожопые обратили на них внимание Риты. Та отшвырнула крапиву, так как уже устала ею размахивать и внимать глупым оправданиям.

– Мальчики, там кабан, – сообщила Вика, закатывая глаза, – мы влезли на дерево от него! А Ритка…

– А Ритка достала вас и на дереве, – перебила Рита, – она и на облаках вас достанет, если вы ещё раз её оскорбите или обидите! Мальчики, вы пришли сюда заниматься групповым сексом?

– Нет, – пробормотал Витька, не отрывая взгляда от голых девок, которые начинали уже кривляться, поскольку больше заняться им было нечем, – мы это… мы услыхали отсюда крики. Ну, и пришли.

– Вы отлично сделали. Вас здесь ждали для виртуозного секса. Надеюсь, он состоится. Слезайте, девочки! Кабана на берегу нет.

Но девочки не решались слезть.

– Отвали, – опять осмелела Вика, почёсывая ногтями зад в волдырях, – нам и здесь неплохо!

Тут из-за бугорка, который примыкал к берегу, показались двое – Димка с ружьём и Сфинкс, успешно сожравший все бутерброды. Под изумлёнными взглядами трёх парней у колодца и трёх девчонок на дереве эта странная парочка и присоединившаяся к ним Рита пересекли бетонку и побрели к деревне задами. Вскоре им вслед зазвучал отборный мат с дерева и нахальный смех от колодца.

Иван Яковлевич не спал. Ему нужно было хоть чем-нибудь заниматься, чтоб не так сильно болело сердце. Сидя за небольшим верстаком в сенях, он при ярком свете настольной лампы пил слабый чай и перебирал карбюратор, тщательно промывая его детали в баночке с растворителем. Во втором часу ночи послышался скрип ступенек чёрного хода. Потом дверь чуточку приоткрылась, и вошла Рита. Лучше сказать, вскользнула. Да как-то наполовину, одной ногой оставшись снаружи. Не выпуская кованой ручки двери, она застыла с краснеющими щеками. Внучка и дед внимательно посмотрели в глаза друг другу, после чего Иван Яковлевич вернулся к своей работе. Но его руки стали дрожать. Взглянув на них, Рита с ужасом поняла, что она наделала. Но молчала.

– Где поросёнок? – сухо спросил отставной военный, вытерев одну руку тряпочкой и взяв чашку.

– Я запустила его во двор к тёте Маше, через калитку. Он убежать оттуда не сможет. Будет бродить себе вокруг дома. Утром его заметят.

Старик кивнул и сделал глоток.

– Время очень позднее. Иди спать.

– А ты спать не будешь?

– Буду, но не сейчас. Я должен закончить.

Вот это было самое страшное. Когда-то очень-очень давно, будучи совсем маленькой, Рита слышала, как Иван Яковлевич сказал кому-то, что опасается умереть во сне. Значит, у него болит сердце. Но говорить было больше не о чем. Подойдя к холодильнику, Рита вынула из него колбасу и сыр, взяла с полки хлеб, и, пожелав деду спокойной ночи, спустилась в нижнюю комнату. Там был Димка. Приставив ружьё к комоду и сняв ботинки, он крепко спал на диване, лицом к стене. Рита растолкала его и соорудила целую дюжину бутербродов. Умять их все для оголодавшей парочки было делом пяти минут. Потом Рита тихо, делая, как заика, долгие перерывы между словами, пересказала разговор с дедом.

– А почему ты не объяснила ему, зачем потащилась в лес? – удивился Димка.

– Да потому, что он не спросил. Он сам говорил мне тысячу раз, что незачем отвечать на несуществующие вопросы.

– На несуществующие или на не заданные?

– Отстань, – разозлилась Рита, – мы сами как-нибудь разберёмся, ладно?

Димка не возражал. Но, попив воды из графина, он заявил, что должен идти домой. И ушёл. Рита не удерживала его. Ей очень хотелось спать. Уснула она при свете – не потому, что боялась, а потому, что не было сил тащиться до выключателя. Их остатки ушли на то, чтоб раздеться.

Проснувшись после полудня, она сперва покурила, а уж потом увидела за окошком яркое солнышко и услышала птиц, которые пребывали в праздничном настроении. Они пели и щебетали по всему саду. Рита оделась и хорошенько умылась из рукомойника в огороде. На небе не было даже лёгкого облачка. Синь слепила глаза, бескрайняя и бездонная. Сделав в комнате ещё парочку бутербродов, Рита лениво съела один, и, жуя второй, отправилась поглядеть, что делает дед.

Иван Яковлевич был занят починкой крыши со стороны дороги. Расплавив в ведре гудрон, он мазал им стыки между рубероидными листами вокруг трубы. Тётя Маша, стоявшая за забором, снова о чём-то его просила. Увидев Риту, она приветливо улыбнулась ей.

– Добрый день, Ритуля! Как поживаешь?

– Здравствуйте, тётя Маша. Всё хорошо. А как вы?

– Да тоже неплохо. Есть у меня отличная новость. Мой поросёночек прибежал обратно домой!

Рита, как смогла, сделала лицо похожим на блин. Всплеснула руками.

– Вот счастье-то! Я от всей души поздравляю вас, тётя Маша!

– Спасибо, Риточка. Представляешь – калиточку сам открыл, а потом закрыл! И бегает, хрюкает! Я на радостях его даже расцеловала, будто сынка. С праздником поздравила. И тебя поздравляю с пресветлым праздником, моя девочка!

– И вас также с праздником, тётя Маша, – ещё обильнее растеклась Рита липовым мёдом добрососедства, – а что за праздник-то нынче? Что-то я, грешным делом, запамятовала!

– Успение Пресвятой Богородицы! Большой, светлый, престольный праздник. Мы всем краем села соберёмся нынче у Ильичёвых, песни попеть. И Ивана Яковлевича зовём. Он песен-то знает столько, что хватит на целый вечер! Придёте ведь, Иван Яковлевич?

– Приду, Машутка, приду, – отвечал старик с высоты, – крышу долатаю, картошку выкопаю, умоюсь, да и приду. Очень много дел. Послезавтра едем уже домой.