Валерий Черных - Последний штрих

Так и случилось. Вскоре они стали воспринимать своё положение как досадную неизбежность. Когда новый тёткин ухажёр дядя Слава, отставной подполковник и начальник местного ДОСААФ, привёл их в стрелковую секцию – это оказалось вполне доступным для Володи занятием, а уж Сергей… Он и представить не мог, что его так зацепит оружие, так понравится стрелять. Ощущать щекой прохладную гладкую поверхность приклада, замирать, прислушиваясь к биению сердца, плавно спускать курок в паузе между ударами, чувствовать, как вылетает пуля. Именно чувствовать! Иногда он даже толком не целился, просто наводил оружие на мишень и точно попадал в цель. Володя относился к походам в секцию как к приятному времяпрепровождению, более сосредоточившись на учёбе, а Сергей же окунулся в новое занятие с головой. Нет, он не забросил учёбу, не желая склочных разборок с мамой, но только ради того, чтобы не задавали лишних вопросов и не мешали посещать стрелковую секцию. В последнем классе школы произошёл срыв, Сергей слетел с катушек: стал гораздо хуже учиться, изредка прогуливал школу и игнорировал предметы, которые не нравились – те, что нужно было зубрить до посинения. Однако аттестата и полученных знаний хватило, чтобы оба брата поступили на юридический в соседнем городе.

Знаний Сергею хватило, терпения – нет. Хоть стреляйте, но он был твёрдо убежден, что вуз – не то, за что надо класть жизнь. Корпеть над учебниками – ещё чего?! Никаких логических объяснений своему поведению он дать не мог. Хотелось движения, адреналина, разогнать кровь по венам, и он решил бросить учёбу. Вова пытался уговорить брата не рубить с плеча, но не сумел. В итоге обучение Сергея в институте закончилось через два месяца. Он написал заявление, уехал домой и через неделю ушёл в армию по спецнабору. От предложенной дядей Славой помощи с отсрочкой он наотрез отказался, но не стал перечить, чтобы тот договорился о его службе в Ленинграде, на полигоне, где испытывали стрелковое оружие.

Воинская часть, куда прибыл служить новобранец, располагалась в заповедном лесном массиве и считалась элитной, хотя все атрибуты Советской армии, включая дедовщину, в подразделении присутствовали. Здесь Сергею движения хватало, но не того, о каком мечталось – одна тупая муштра и тяжёлая монотонная работа изо дня в день. Всё изменилось, когда он в первый раз попал на испытательный полигон. Разнообразие стрелкового оружия, которое там отстреливали, привело парня в дикий восторг. Само собой, никто не собирался допускать к испытаниям солдат роты обслуживания, в их задачу входило таскать тяжёлые ящики с боеприпасами и собирать отстрелянные гильзы, но само присутствие в таком интересном месте уже воодушевляло Сергея.

Через несколько месяцев, освоившись в армейской среде, он набрался наглости и попросил у своего взводного разрешения пострелять из нового автомата. Старлей дар речи потерял от такой наглости, но стоявший рядом с ними молодой капитан в форме сотрудника госбезопасности насмешливо скривился и молча протянул Велихову оружие. Одиночными, затем короткими очередями, он начал неспешно класть на землю мишень за мишенью. Капитан молча наблюдал, одобрительно хмыкая при каждом выстреле и когда Сергей закончил стрельбу, одобрительно хлопнул его по плечу.

– Где так насобачился, боец? Охотник?

– Спортсмен, – коротко бросил Сергей.

С того самого дня, как только офицер появлялся в части, Велихов сопровождал его на стрельбы, и не только. Капитан вёл себя с ним как с равным. Такое отношение старшего и по возрасту, и по званию льстило девятнадцатилетнему парню, выросшему без отца. Вскоре он и думать ни о чём не мог, кроме карьеры военного. Через полгода Сергей стал кандидатом в члены партии, затем получил направление в высшую школу КГБ – и жизнь покатилась в заданном направлении. После окончания «вышки» его вызвали для собеседования, где, в частности, был задан вопрос: готов ли он пожертвовать жизнью ради выполнения задания Родины? Тогда он был готов – не просто готов, а прямо рвался принести себя в жертву. Его зачислили в спецгруппу. Ежедневные тяжелые, утомительные тренировки в тренажерном зале, рукопашный бой, стрельба из пистолетов, снайперских винтовок советских и иностранных образцов, тактическая подготовка, изучение языков… Но самое тяжкое – никаких контактов с родственниками, никаких отпусков. В последний раз Сергей видел родных на похоронах матери в девяносто первом, сразу после выпуска из высшей школы КГБ.

Он приучил себя не думать об этом, да и некогда было, старался быть и был лучшим, всегда и во всем. Через год он уже жил в Европе – просто жил. Два года на адаптацию, никаких контактов, никаких заданий. Казалось, про него просто забыли, но нет – свое первое задание он выполнял в группе таких же, как он, спецов, и всё прошло гладко. Потом были задания для одиночки. Его ценили, он чувствовал, что нужен стране, что делает большое, важное дело. А в итоге что? Герой невидимого фронта на обочине, списан в утиль, блин. Всё для родины, а родина ему… в общем, понятно… Так-то!

Его ум блуждал, как во время скучной беседы и, хотя он гнал от себя мысли о дочери, мозг извернулся и в голове всплыл образ Даши. Вместе с ним возникло навязчивое, паническое ощущение необходимости что-то срочно предпринять. Но что-то предпринимать в таком состоянии – это как гасить пожар, подливая горючее в пламя, как сдирать засохшие струпья с раны, чтобы быстрее зажила. Поэтому все последние часы он старательно пытался абстрагироваться от всего, что мешало адекватно воспринимать происходящее. Сейчас нужно просто замереть, выждать время и без лишних эмоций, трезво и безучастно оценить ситуацию. Однако им настойчиво овладевало остервенение, как при первом известии о гибели Даши и сообщении брата о похоронах в закрытом гробу тела, искорёженного до полной неузнаваемости. Остервенение извивающимся червяком вползало в мозг, как и месяц назад, пытаясь превратить его в мясника – с жаждой убийства в глазах и ненавистью в сердце. Мысль о мести разъедает человека изнутри, убивает не предмет её возникновения, а душу, внутренний мир её нынешнего хозяина, делает его безумным. Он уже не способен провести черту между добром и злом, теряет духовное и сердечное тепло, внутри остается только вакуум. Именно так он и впал в неконтролируемую ярость, допустил ошибку, которая привела его в руки врагов. Сергей крепко сжал зубы, резко выдохнул и сфокусировался на мысли о том, что его дочь жива, а с остальным он разберётся.

Лежа на спине, он вытянул руки вдоль тела ладонями вверх, сомкнул веки и максимально расслабил все мышцы. Через минуту дыхание стало ровным, замедленным, и он погрузился в глубокий сон.