Таня Стар - Расплата. Серия. Фатум. Часть 2

Череда трагедий, словно спутанный клубок, который не размотать. Смерть Нади нанесла сокрушительный удар по семье. Сообщение о том, что малышка задушена в школьном саду в пятидесяти метрах от входа в школу, смело ураганом надежду на счастливое будущее, превратив его в кисельный туман, сквозь который не пробиться солнцу.

Для родителей день и ночь слились в единое временное пространство, депрессия уцепилась смертельной хваткой в потухшие души. Вымученная бессонными ночами мать могла выспаться только тогда, когда физиологическая потребность валила апперкотом в постель.

Безоружная перед судьбой женщина изменилась. Радужный взгляд потух, унеслась прочь энергия, иссякли слова, а слезы высохли, как в безжизненной Сахаре ручей. Ольга понимала, что смерть отменить нельзя – это приговор Бога. Поседевшая, состарившаяся не по годам она закостенела от горя.

Отец сгорбился, на истощённых скулах часто блестела скупая слеза. Мир в подслеповатых глазах потух, радугу счастья отгородила пелена горя. Дух мужества похитила костлявая чертовка. Старика опутало опасное спокойствие, отравившее надежды предка на детей.

Надежду хоронил весь город. Гроб установили на сцене статного дворца, и каждый житель простился с юным дарованием, погибшей от руки убийцы.

Трогательное личико с косичками в белых бантах врезалось в память каждого прошедшего мимо. Надежда, словно уснувшая царевна, нашла последнее пристанище в обитом красным бархатом дереве. Любимая скрипка лежала в ногах. Убийца порушил мечты Нади – стать знаменитой, родителей – о спокойной старости, педагогов – испытать чувства гордости за восхождение ученицы на Олимп Славы. Хотя гордость за пытливую к знаниям ученицу осталась в их сердцах. Народ в горе пролил море слез. Отмщения жаждали и стар, и млад.

Время шло, а раны на сердце не заживали. Николай не понимал сломленного отца, погрузившегося в пассивный суицид. Скорбя, родитель впал в нескончаемое горе, и чтобы заглушить боль – запил. Водка едва спасала душу от гнойного нарыва, прибитая гвоздём смерти, она утратила краски жизни. Алкоголь уводил от реальности, гасил душевное расстройство, программировал на смерть. Жизнь для него потеряла ценность и смысл. Огрубевший от жизни он не перестрадал горе, не выплеснул эмоции, не освободился от боли, ещё глубже загнал в себя. Он самоуничтожался. Работая до седьмого пота, доводил себя до истощения, не глядя, бросался под проносившиеся мимо машины и пил до умопомрачения.

Смерть сестрёнки выстрелила дуплетом, растерзав сердце неокрепшего юноши. От душевного надрыва саднил шрам памяти. Оставшись без отеческой любви, сын так и не понял родителей, почему они напрочь забыли о его существовании. Он простил предков за утрату способности к состраданию и решил, что его предназначение защитить их от разрушительного удара судьбы. Его витиеватый путь спасения от истерик и слёз, уговоров и обвинений не разбудил в родителях стремления жить.

Мать после похорон ежечасно молилась за ушедшую из жизни дочь, соприкасаясь с ней в молитвах. Храм, в который она зачастила, защитил от страданий, в спокойной дружественной среде чувствовалось присутствие Бога, раны на истерзанной душе постепенно затягивались. До сорокового дня, пока душа дочери нуждалась в матери, она стала трудником. Ежедневно читая Псалтырь, она посещала утреннюю и вечернюю службу, исцелялась от душевной боли.

За стенами монастыря, к ней пришло осознание дальнейшего смысла жизни. У неё есть сын, нуждавшийся в помощи. Выйдя из кризисной ситуации, мать просила прощения у сына и взялась за спасение мужа. Забота стала смыслом жизни.

Николай, оставшись в здравом уме, научился бороться за жизнь. Желание отмстить убийце взяло верх над болезнью. Опечаленный навалившимися обстоятельствами, Коля не покладая рук трудится над собственным телом и однажды впервые почувствовал, как шевелиться большой палец на ноге. Смерть сестры, как не прискорбно, стала отправной точкой его выздоровления. Многогранное желание спасти родителей и отмстить за убийство сработало, как катализатор.

Коля спас отца от мысли о смерти, а мать от заточения в монастырь. Бог милостив – используя кнут, он подарил пряник. Мало-помалу жизнь стабилизировалась, но краски её потухли. Не вернуть того былого счастья и радости.

Зима после Нового Года застелила землю сверкающим ковром. Крещенские морозы сдержали своё предназначение, крепчали день ото дня. Ольга Степановна шла по аллее. Она давно не ощущала такого спокойствия. Горе словно иссушило её до дна. В ней не осталось сердца. Оно билось, выполняло жизненно-важную функцию, но для неё это был опустошённый сосуд. Жизнь остановилась без её маленькой дочки. Грусть поселилась в глазах навсегда. Теперь некому плести косички, вязать огромные банты, утюжить школьную форму. Никто не похвалит блины, так как это делала Надя. От мыслей тело сковало непроходимое горе.

Искристый снег осветлил улицу. Солнце животворило каждую снежинку, хохотушки кружили над головой, вся природа словно смеялась. Мать прониклась хрустом морозного снега, остановилась полюбоваться сказочной красотой, склонилась, подхватила пригоршню мелового холода, ощутив приятную колкость на ладони. Всматриваясь в алебастровый ком, она ощутила, как тело пронзили морозные иголки. Снежный ком заледенел, и медленно стаял в тёплых руках, как сладкая вата.

– Снова зима, – стряхнув с ладони осколки льда, она уставилась вдаль.

Сердце дрогнуло, когда она увидела красное пальтишко, белую шапочку, из-под которой болтались две жидкие коски и в валенках воробьиные ножки.

– Надя! – сердце забилось, задребезжало, сжалось от счастья. – Надя! – в её заскорузлой жизни промчался солнечный зайчик, по щекам покатились солёные ручьи.

Ольга ускорила шаг, при попытке догнать дочь ноги заплелись, как у пьяной. Жажда объятий захлестнула сердце, желание прижать кровиночку свело с ума, она кинулась со всех ног расцеловать смешливое личико.

– Надя! – голос сорвался, снежинки запекли в горле и остудили связки. – Надя! – задыхаясь от быстрой ходьбы, мать с надрывом крикнула, – Постой! Надя!

Сломя голову она неслась по аллее, нагнав малышку, она дотронулась до плеча в красном и прохрипела:

– Надюша! – девочка обернулась.

– Я не Надя, – тихо ответила с извиняющимся видом неточная копия.

Мать застыла в недоумении, уронила руку, в глазах умерла надежда на встречу с её лучезарной деткой.

Досадный ком залепил горло, заполонил дыхательные пути, без воздуха маска боли искривила, как бумага белое лицо, кровь прихлынула к голове, в ушах забил набат, расколов сердце на части. Острая нехватка кислорода сковала тело. Ольга драла руками горло, сжимала грудь, хватая воздух, медленно оседала на колени, из носа неожиданно хлынула кровь, раскрасив алым цветом серебристый снег. Обмякнув, она упала на спину, боль испарилась, высветив блаженную радость от встречи с дочкой. Последнее, что увидела мать, ускользающий силуэт в красном пальтишке и белой шапочке, из-под которой озорно торчали огромные лилейные капроновые банты, и услышала звонкий призыв: