Анастасия Калько - Суд Рейнмена

– И? – коротко спросила Синдия.

– И ушёл. Опять исчез. Никто и не заметил, куда. Итог: Федотова в морге с проникающим в сердце, у Кромова сломаны челюсть и три ребра, у Баринова перелом голенной кости, у Халатина вывих плечево-го сустава и сотрясение мозга средней тяжести. У Подольской множественные ушибы тела и перелом но-сового хряща. Кстати, она единственная, кто дал показания: Кромов со сломанной челюстью мычит как телёнок, а его друзья ничего толком не видели, помнят, как только на них дверь обвалилась и они с крыльца слетели. А потом, цитирую с их слов, «мужик, такой качок, мимо пробежал».

Подольская видела, как преступник вышел из полуподвала и ударил Федотову, избил Кромова и ушёл. А она смогла подняться к себе домой и вызвала районную милицию. А они уже звякнули мне.

– Вы были правы, – сказала Синдия Иветте. – Преступник убивает только тех, кто откровенно на-рушает порядок или издевается над беззащитными людьми.

– И соседи говорят, – живо подхватила Иветта, – что непосредственно перед нападением слыша-ли, как Федотова крыла матом на весь подъезд. Та же картина, что и в предыдущих случаях!

– Итак, разрабатываем вашу версию, – подытожила Синдия. – скорее всего, мотивы у преступника именно такие, как вы считали. Скорее всего, он действовал не бессознательно, когда защищал пожилую женщину от дворовых «хозяев». Это его протест против беспредела, и он старается, чтобы всем было яс-но, за что он убивает.

– Да, все восемь жертв непосредственно перед гибелью орали и буянили, – подтвердила Иветта. – а он их обрывал, так сказать, на полуслове.

– Чего он добивается? – протянул Антон. – Хочет перевоспитать всех в городе? Или просто злобу срывает?

– А вот это уже сложнее понять, – вздохнула Синдия. – в душу к нему не влезешь. Но все его дей-ствия не выглядят спонтанными, такое впечатление, что он руководствуется холодным расчётом. Но всё равно трудно судить, срывает ли он злобу или действует по заранее продуманной схеме…

– А может, он просто долго носил в себе свою злость, она копилась, а потом приняла направленную форму и выглядит со стороны как расчётливое действие по системе, – предположила Иветта.

– Вам хорошо, вы можете хоть весь день о его душевном состоянии разговаривать, – вздохнул Ан-тон, – а если и я к вам присоединюсь, то наш парень ещё полгорода вырежет, пока мы разговаривать бу-дем. Надо искать зацепку, за которую мы сможем вытащить его…

– Что-то не пылаю я желанием ловить его и наказывать за Федотову, Уральского или Шкварина, – вздохнула Иветта. – Все они какие-то такие мерзкие, что и не жалко их. Субботников – вообще нарко-ман, Федотова – конченая бандитка, и, между прочим, в четырнадцать лет уже имела букет болезней, передающихся только половым путём, и явно её не насиловали, она сама кого угодно могла застебать. Сегодня она мальчика на костылях изводила и избивала его бабушку, а завтра бы вообще кого-то убила за кошелёк, чтобы насшибать на бутылку и «колёса».

– Хотите сказать, что преступник спас людей, которых Федотова могла искалечить или убить за ко-шелёк? – спросила Синдия. – в принципе, мне и крыть нечем. Действительно, часто бывают случаи, когда вот такие Федотовы убивают случайных прохожих буквально за несколько рублей или просто так, из любопытства, наигравшись в «Контр Страйк» или «Квэйк».

– Так что же вы хотите сказать? – перебил Антон. – Нам закрывать дело, надевать маски, точить ножички и самим присоединяться к преступнику? Таких Федотовых повсюду как грязи! Вряд ли ситуа-ция изменится, если маньяк кого-то из них порежет. Тут ножичком мало что изменишь, тут надо, надо, как сказать… – Капитан ГУВД развёл руками, ища нужные слова.

– Надо всё менять на государственном уровне? – продолжила его мысль Синдия. – Я правильно поняла? Но едва ли это нам под силу. Этим должны заниматься другие инстанции. И главное, чтобы лю-ди сами пожелали измениться к лучшему.

– Блин! – протянул Антон. – Как-то мне всё меньше это дело нравится. Ловим преступника, а кого он убивает? Дегенератов, алкашей, наркоманов, дворовую шпану, которая всех уже затренировала! Это что же получается, милиция стоит на страже жизней этого отребья?!

– Да уж, когда вводили статью Кодекса о наказаниях за убийства, забыли уточнить поправки, – вздохнула Иветта. – рисовали на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить. С одной стороны, мы не можем позволить убийце безнаказанно резать людей на шашлык…

– Таким шашлыком и чёртова бабушка подавится! – выпалил Антон. – Извините, конечно.

– И потом,– продолжала Иветта, – Волков ведь говорил: мы юристы, и должны, прежде всего, следовать букве закона…

– Что же это за буква такая?! – вспылил Антон и забегал по кабинету. – Эта мерзавка Федотова со своими дружками изводила больного ребёнка просто так, для забавы, только за то, что он не может ей в ответ хорошенько по морде дать, и ей буква закона за это ничего не сделала, так, пузатый участковый слегка пальчиком погрозил, ему это и на хрен не нужно! Федотова бабушку мальчика избивала, пожилую уважаемую женщину, трёх корешей с собой взяла, боялась одна со старухой связываться, хозяйка двора, и снова никто не почесался, и тоже сухой из воды вышла бы! А как ей ножом под лопатку саданули, так тут наша буква закона прочухалась: ищите им убийцу! Кого мы защищаем? Нормальных людей, таких, как Подольская, мы, наши родители, или всякое отродье, всяких Федотовых, Уральских, Шквариных?! Им и так хорошо живётся, милиция их редко трогает, обыватели не хотят мараться, они творят что хотят, им и замечание не всегда решаются сделать, а если их ещё и милиция защищать начнёт, что же это будет? Парня, может, до края довели, а мы его поймаем и за решётку, мол, гуляйте дальше, Федотовы, жрите водку, нюхайте клей, режьте сумки, деритесь в подъездах, никто вас больше не тронет! Вот блин, работа! Вроде всё и ясно, пока поглубже не копнёшь!

– Ну, Тошка, начал ты за здравие, а окончил за упокой! – заметила Иветта. – то говорил, что нель-зя позволять убийце ножичком махать, а то сам хоть сейчас в маску да к нему в команду!

– В том-то и дело, Ветка, – буркнул Антон, – что сейчас я и не знаю, на что я готов. Ситуация по-лучилась такая, что… не знаю!

В дверь постучали.

– Если это опять Капитолина со своим занудством, то я… – пробурчала Иветта. – Да, войдите!

– Арина мне сказала, что сюда пожаловал сам капитан Платов из ГУВД, – сказал, входя в кабинет, Михаил Олегович Волков. – И, судя по всему, повод серьёзный. «Человек дождя», я угадал?

– Да, – кивнула Иветта, – снова здорово!

– Позвольте? – прокурор взял со стола папку и стал листать, отойдя к окну.

Сегодня он был в чёрных брюках от костюма «Версаче», и о стрелки на них можно было порезаться. Белоснежная рубашка в тонкую чёрную полоску; туго повязанный чёрный шёлковый галстук с красными прожилками. Чёрные волосы как всегда гладко причёсаны и смазаны парикмахерским воском. Малопод-вижное лицо выглядит особенно гладким и холёным.