Александр Саблин - Запомните нас такими

– С удовольствием, – не стал я ломаться.

Женщина провела меня в гостиную и, усадив на диван, поинтересовалась:

– Водку, коньяк?

– Стакан минеральной, – сказал я.

Мой заказ её озадачил. Улыбка стала неуверенной. Тем не менее она поставила на стол бутылку минеральной воды, бутылку коньяка, фужер и две рюмки. Я налил ей коньяка, себе минералки, и мы выпили. Она явно не догадывалась о цели моего визита.

– Как Элла? – спросил я. – С датой похорон уже определилась?

– Двенадцатого. Сразу после отпевания.

– Как настроение?

– Паршивое, но виду не подаёт.

– А где вы с ней встречались?

– В мобильной сети.

– Давно?

– Пару часов назад.

– Элла сама тебе позвонила?

Рука женщины поправила на груди брошь:

– Что-то случилось?

Покрутив в руке стакан, я всё-таки решился.

– Зачем ей понадобилось втягивать в это дело тебя? – спросил я. – Или ты решила поучаствовать в нём добровольно?

Екатерина дотянулась до бутылки и плеснула себе коньяку:

– Затем, что в квартире лежал труп её мужа. Мужа, которого пару часов назад она застала с другой женщиной. Или она должна была признаться, что сама его убила?

Я глотнул минералки:

– А разве нет?

Обручева обняла себя за плечи и зябко поёжилась:

– Что «нет»?

– Разве не она его убила?

Екатерина посмотрела на меня с неприязнью:

– Что за шутки?

– Какие уж тут шутки.

– Да она с него пылинки сдувала!

– А вчера убила его секретаршу, – произнёс я.

Екатерина попробовала изобразить ядовитую улыбку:

– Из-за пятнадцати миллионов?

– Да нет, – сказал я, – всё это время деньги находились там, где им и положено было находиться: в рабочем сейфе.

– Я тебе не верю!

– А себе?

Обручева схватила стакан и залпом выпила. Ей явно не хотелось соглашаться с тем, что она услышала.

– Ты только пересказываешь её версию или сама присутствовала при убийстве? – спросил я.

Женщина глубоко вздохнула и обречённо выдохнула:

– Элла приехала ко мне под утро.

Что-то в этом роде я и предполагал. Я плеснул в рюмку коньяку и чуть ли не силком заставил её выпить. Выпил сам и, показав на телефон, сказал:

– Позвони ей и предупреди, что мы сейчас подъедем.

Глянув на меня, она решительно замотала головой:

– Нет.

– Бросишь подругу расхлёбывать эту кашу в одиночку?

Обручева усмехнулась:

– Можно подумать, что ты собираешься её облагодетельствовать.

– От меня теперь действительно мало что зависит, – согласился я. – Меня теперь если что и беспокоит, так это как бы она ненароком других глупостей не наделала.

Я набрал номер городской квартиры Смирновых, а когда никто не ответил, телефон загородного дома. Трубку никто не взял и там.

Я посмотрел на Обручеву и сказал:

– Поехали, может, нам ещё удастся с ней поговорить.

Женщина снова отрицательно помотала головой. На её бледном осунувшемся лице живыми оставались лишь глаза.

– Ну, как знаешь, – сказал я.

В прихожей стоял полумрак. Я нащупал дверную ручку и крикнул:

– Запри двери, подружка может о тебе ещё вспомнить!

Ответом было молчание. По-видимому, у девочки наступил период раскаяния. Пока это чувство не перегорит, взывать к разуму было бесполезно. Я закрыл двери и, зачем-то повторяя про себя детскую считалку, спустился к машине.

На свежем ночном воздухе меня передёрнуло. Я запустил двигатель и несколько минут просидел так, глядя в лобовое стекло. Как я ни пытался перетасовывать факты, на всех снимках Элла выходила вне конкуренции. У магазина я остановился и купил спиртного. Минут через десять улицы города с яркими огнями витрин и уличных фонарей сменились плохо освещёнными улочками пригорода. Встречных автомобилей заметно поубавилось, а пешеходы исчезли совсем. Но через некоторое время дорожные фонари замелькали чаще, а за шлагбаумом посёлка света стало столько, что хоть вечеринку устраивай.

Чтобы мой приезд не стал неожиданностью, я подъехал прямо к коттеджу. Открыл калитку и по выложенному фигурной плиткой тротуару прошёл к крыльцу. Тойота Эллы стояла в глубине двора под навесом. Из приоткрытого окна коттеджа доносилась мелодия «Happy Nation». Я миновал веранду с зеркальным остеклением и оказался в просторном зале под сводчатым потолком, где висели два стилизованных под старину портрета супругов Смирновых. И мужчина, и женщина смотрели на меня с улыбками. Муж и жена. Ха-Ха-Ха. Как бы не так! Два совершенно чужих человека!

Звучавшая в зале музыка оборвалась. Откуда-то слабый ветерок приносил едва различимый табачный – и не только табачный – запах. Ведущие в левое крыло дома двустворчатые двери были широко распахнуты. Я поправил давивший на рёбра пистолет и двинулся на запах. Обоняние привело меня в библиотеку. Кроме книжных шкафов в комнате стоял большой овальный стол и несколько кожаных кресел, в одном из которых находилась Элла, а в другом уткнувшийся лбом в столешницу Соколов. Судя по всему, сидел он так не по своей воле. Вокруг его головы маслянистым пятном растекалась бордовая лужица, а рядом с пепельницей и догорающей сигаретой лежал чёрный автоматический пистолет, очень похожий на тот, что находился в моей наплечной кобуре. В воздухе витал запах пороховой гари.

Встретившись со мной взглядом, Элла некоторое время смотрела мне в глаза, потом потянулась к сигарете и, переведя взгляд на Соколова, сиплым, непослушным голосом проговорила:

– Пришёл ко мне за Толиными деньгами. Думал, они у меня.

Ступая по ковру, я подошёл к Соколову и проверил пульс. Кожа оставалось ещё тёплой, но сердце уже не билось.

Элла поднялась и нетвёрдой походкой направилась к выходу:

– Пойду приму душ.

От неё даже на расстоянии разило спиртным. Сейчас душ не помешал бы и мне. Я достал носовой платок и, приподняв пистолет за спусковую скобу, принюхался. Запах пороховых газов спутать с какими-нибудь другими было бы трудно даже при полном отсутствии обоняния. Интересно, что она скажет, когда вернётся? Нагнувшись, я заглянул под стол и, как оказалось, не зря: на ковре валялся ещё один пистолет.

Я присел в кресло и попытался подумать. Если Элла обвинит Соколова в убийстве мужа официально и выдвинет версию, что сегодняшнее убийство было с её стороны непреднамеренным, то шансы выйти сухой из воды у неё могут быть почти стопроцентными. Никаких улик против неё нет. Что же касается милиции, то той гораздо проще будет повесить всё на Соколова, чем пытаться докопаться до истины. Пожалуй, кроме меня, эта «дама», по-настоящему, уже давно была никому не нужна, даже самой себе. Прежде чем вызывать представителей власти я решил, что было бы неплохо услышать эту истину и от неё самой. Я посидел ещё минут пять, и решил это событие ускорить.