Харлан Кобен - Нарушитель сделки

Но как повести игру?

— Кэти не знала счастья с вами, — рискнул он.

— Я не желал ей зла.

Майрон прижал ладонь к груди и театрально вскинул голову.

— Что б ни замыслил ты, добро иль зло, тебе, друг мой, опять не повезло.

— Что это вы несете?

— Люблю сдобрить свою речь выдержкой из Шекспира. От этого создается впечатление, будто у меня ума палата. Или нет?

Декан поморщился.

— Не могли бы мы вернуться к обсуждаемому вопросу?

— Конечно.

— Вы говорите, деньги Кэти не нужны.

— Ага.

— Тогда чего она хочет? Хороший вопрос.

— Она хочет сделать истину всеобщим достоянием.

Такой ответ ни к чему не обязывал, был весьма туманен и оставлял простор для дальнейших переговоров.

— Какую истину?

— Хватит косить под дурачка, — рявкнул Майрон, весьма достоверно разыгрывая раздражение. — Вы же не собирались выписать чек ее любимой благотворительной организации, правда?

— Но я же ничего не сделал! — едва ли не проскулил декан. — Кэти исчезла, и с той ночи я ее больше не видел. Что мне было делать, что мне было думать? Ума не приложу.

Майрон недоверчиво взглянул на него, поскольку и сам не знал, как быть. Он принялся играть в любимую игру шерифа Джейка — молчанку — в надежде, что собеседник сам сунет голову в петлю. Такой прием был особенно действенным при общении с политиканами, в которых от рождения заложен порочный хромосом, не дающий им долго хранить молчание.

— Кэти должна понять, — причитал декан, — я сделал все, что мог. Она исчезла. Как я должен был поступить? Пойти в полицию? Неужели она хотела этого? Ведь я ничего толком не знал. Я о ней же и заботился. Может, она передумала, почем мне было знать. Я пытался соблюсти ее интересы.

После этой фразы Майрону стало легче разыгрывать недоверие. Чертовски жаль только, что он не знает, о чем ведет Речь декан Гордон. Собеседники сидели и молча таращились друг на друга, и тут в лице декана Гордона произошла какая-то перемена. Майрон не мог толком понять, что именно случилось, но ему показалось, что Гордон вдруг разом сник. Его глаза забегали, в них появилось страдание. Декан покачал головой и сказал:

— Довольно.

— Чего довольно?

Гордон захлопнул чековую книжку.

— Я не буду платить, — заявил он. — Скажите Кэти, что я исполню любое ее желание. Я стану на ее сторону, чего бы мне это ни стоило. Слишком уж долго тянется эта история, я больше не могу так жить. Я не злодей. Просто она больная девушка, нуждающаяся в помощи, которую я охотно окажу.

Такого выверта Майрон не ожидал.

— Вы это серьезно?

— Да, еще как серьезно.

— Вы хотите помочь бывшей любовнице?

Декан резко вскинул голову:

— Что вы сказали?

Майрон вслепую скользил по тонкому льду и, похоже, не миновал полыньи.

— Вы сказали «любовница»? О, черт!

— Вас подослала не Кэти, — продолжал декан. — Она не имеет к вам никакого отношения, так?

Майрон не ответил.

— Кто вы такой? Назовите ваше подлинное имя.

— Майрон Болитар.

— Как?

— Майрон Болитар.

— Вы из полиции?

— Нет.

— Тогда кто вы такой?

— Спортивный агент.

— Что?

— Я представляю интересы спортсменов.

— Вы… А тут-то вы каким боком?

— Я друг Кэти и пытаюсь разыскать ее, — ответил Майрон.

— Она жива?

— Не знаю. Но похоже, вы так считаете.

Декан Гордон выдвинул нижний ящик, достал сигарету и закурил.

— Это вредно, — заметил Майрон.

— Пять лет назад я бросил курить. По крайней мере все так думают.

— Еще одна маленькая тайна?

Гордон невесело улыбнулся.

— Значит, это вы прислали мне журнал.

Майрон покачал головой:

— Нет, не я.

— Тогда кто же?

— Не знаю. Сам ломаю над этим голову. Но мне известно, что вы получили журнал. И что скрываете некоторые обстоятельства, связанные с исчезновением Кэти.

Декан глубоко затянулся и выдул длинную струю дыма.

— Я мог бы отрицать это, равно как и все, что сказал сегодня.

— Могли бы, — ответил Майрон. — Но у меня есть журнал и нет никаких причин лгать вам. А еще у меня есть приятель, шериф Джейк Кортер. Тем не менее вы правы: ваше слово против моего. В конце концов к этому все и сведется.

Декан Гордон снял очки и потер глаза.

— Нет, — медленно ответил он, — до этого не дойдет. Я имею в виду все сказанное мною до сих пор. Я хочу ей помочь. Мне необходимо ей помочь.

Майрон не знал, что и думать. Судя по всему, Гордон действительно страдал, но Майрону доводилось видеть лицедеев, Которые могли бы посрамить самого Лоуренса Оливье. Неужто он и впрямь испытывает чувство вины? Неужто изливает душу, потому что у него есть совесть? Или это просто инстинкт самосохранения? Майрон не знал, да его это не очень и волновало. Главное — докопаться до истины.

— Когда вы видели Кэти в последний раз? — спросил он.

— В ночь ее исчезновения.

— Она приходила к вам домой?

Декан кивнул.

— Было уже поздно, часов, наверное, одиннадцать или половина двенадцатого. Я сидел в кабинете, жена спала наверху. Кто-то позвонил несколько раз и очень настойчиво. Звонки перемежались громким стуком. Я открыл и увидел Кэти.

Его речь текла как бы сама собой, словно он читал сказку ребенку.

— Она плакала. Точнее, рыдала и никак не могла остановиться. Ей все не удавалось заговорить. Я отвел ее в кабинет, дал немного бренди и укутал афганской шалью. Она казалась… — он умолк, подбирая слово, — такой маленькой, беспомощной. Я присел напротив и взял ее за руку, но Кэти выдернула ладонь. И в тот же миг она перестала реветь, словно кто-то повернул выключатель. Она сидела совершенно неподвижно, лицо ее утратило всякое выражение. А потом Кэти заговорила.

Декан полез в стол за новой сигаретой, сунул ее в рот и прикурил с четвертой попытки.

— Начала она с самого начала, — продолжал он. — Голос ее звучал на удивление ровно, ни разу не дрогнул и не сорвался. Невероятно, если учесть, что за несколько секунд до того она билась в истерике. Но произносимые ею слова никак не вязались со спокойным тоном. Кэти рассказывала мне, мягко говоря, удивительные истории. — Он умолк и покачал головой. — К тому времени я знал ее уже почти год и считал вдумчивой, милой, очень хорошей девушкой. Я не собираюсь выносить нравственных оценок, но Кэти всегда представлялась мне несколько старомодной. И вдруг она рассказывает такое, что даже старый морской волк залился бы краской. Для начала она сообщила мне, что когда-то была именно такой, какой я ее считал. Всеобщей любимицей. Но потом произошла перемена. Кэти стала, выражаясь ее собственными словами, «общедоступной потаскухой». Началось с забав в обществе мальчишек из ее класса, но потом Кэти довольно быстро превратилась в птицу более высокого полета и начала спать со взрослыми: учителями, приятелями родителей. Независимо от цвета кожи. Лесбийская любовь. Групповуха, даже свальный грех. Она снимала свои похождения на пленку. «Для потомков» — как с горечью объяснила сама Кэти.