Сергей Гайдуков - Вендетта по-русски

Я бы никогда не смог обустроить жизнь этой женщине… И никакой другой женщине тоже. Так я перешел к оплакиванию своей никчемной жизни.

Я оплакивал ее потом шесть дней кряду. Я мог бы заниматься этим и дольше — я знаю людей, которые занимаются этим годы и даже десятилетия.

Настоящие профессионалы.

Но мне помешали. Меня заставили умыться холодной водой, протрезветь и вынести из квартиры пустые бутылки. И заставили меня не Генрих и не Ленка, и даже не капитан Панченко вместе со своим белобрысым компаньоном.

Меня заставил это сделать мертвый Паша Леонов. Павел Александрович. Не знаю, много ли добрых дел он совершил при жизни, но вот фактом своей смерти он уж точно одно доброе дело совершил. Он вытащил меня из пьяного безвременья.

Много недель спустя, уже зная гораздо больше о покойном Павле Леонове, я стал задаваться вопросом: «Если бы Леонов знал, что потом случится, вытащил бы он меня из той драки или бросил бы валяться там на полу, да еще врезал бы пару раз по почкам?»

Не знаю, не знаю… Но уж пить со мной на брудершафт он бы точно не стал. Кстати, я бы тоже не стал с ним пить. По ряду причин, из которых стремление к здоровому образу жизни было отнюдь не главным.

И еще: мне не стоило давать ему тогда свои визитные карточки. Ни шестнадцать, ни пятнадцать… Ни одной.

За окнами сгустилась тьма, которую кое-где пробивали бледные звездочки.

Мы сидели друг напротив друга, и можно было даже ничего не говорить. Мы просто смотрели: я на нее, она на меня. Казалось, что в этом нет никакого смысла, потому что мы знали друг друга целую вечность, но… Но это уже была другая Ленка, не принадлежащая мне. И, наверное, это был уже другой я.

— Этого хочет любая женщина, — говорил я. — Чтобы муж ночевал дома, чтобы в этом доме был достаток… Вряд ли бы ты получила это со мной.

— У меня эта больница уже вот где, — Ленка провела ладонью по горлу. — Может, я буду с мужем в той фирме работать… Или другую работу найду — в Питере ведь возможностей гораздо больше, чем здесь…

— Большой город, большие возможности, — согласился я. — Тебе нужно ехать. Твой муж не дурак, он все сделал правильно…

— Я знаю, — кивнула она. — Это наш шанс — и мой, и мужа…

— Тебе нужно ехать, — повторил я.

— Я знаю… — тяжелый вздох, и ее ладони закрывают лицо. — Только…

— Что?

— Я все равно тебя люблю.

Она отняла руки от лица, и по ее глазам я понял, что и от меня ожидается аналогичное признание.

— Ну, — переведя взгляд на ковер, сказал я. — Ты мне тоже всегда нравилась…

— Мне тяжело уезжать и оставлять тебя здесь. Я уже сейчас скучаю…

— Я тоже, — ответил я, и отчасти это было правдой.

— Может, я буду иногда приезжать? — с надеждой спросила она. — Скажем, на выходные? Вроде как к подруге в гости…

— Муж у тебя не дурак, — напомнил я.

— Придумаю что-нибудь другое, — с неожиданной легкостью сказала Ленка.

— Не хочу тебя терять…

Мы сидели друг напротив друга, а потом внезапно она очутилась у меня на коленях. Вкус ее губ был прежним, и это оказалось гораздо лучше, нежели все, что у нас было в последние недели перед приездом Ленкиного мужа… Потому ли, что теперь к вкусу ее губ примешался горький аромат грядущего прощания?

Потому что это был последний раз? Потому что и я, и она хотели запомнить этот вечер?

Я запомнил. Я очень хорошо все запомнил. Ее ласковые пальцы, ее гладкую кожу, ее горячие бедра… И она заплакала, когда все было завершено.

Потом я долго сидел в кресле, выключив свет в комнате, закрыв глаза и отключив свое восприятие окружающего мира. Темнота, тишина, усталость.

И вроде бы все пришло в норму. Все потихоньку восстанавливалось. Я не пью уже второй день. Я снова взялся за дело. Генрих мною доволен. Мы больше не враги с Ленкой. Вот они, кубики, из которых складывается пирамида моего ежедневного существования. Все пришло в норму.

Все сложилось заново. Можно сидеть, закрыв глаза, и ни о чем не думать.

Через какое-то количество времени я услышал, как надрывался телефон. Я снял трубку. Звонил Гарик. Сказал, что зайдет ко мне в гости. Голос у него был какой-то усталый.

— Много работаешь? — сочувственно спросил я.

— Возможно, — ответил Гарик. — Так я зайду? Ты будешь дома?

— Куда я денусь.

Вот так. Скоро ко мне придет старый приятель. Еще один кубик в пирамиду. Все понемногу налаживается, все возвращается на круги своя. Я не видел Гарика уже месяца два, а тут он вдруг решил ко мне наведаться. И все в один день. Все один к одному — все становится как раньше. Ну, с учетом Ленкиного отъезда, почти как раньше.

Я все еще сидел в кресле и блаженствовал. И не знал, что через несколько минут пирамида, которую я считал заново возведенной и вполне устойчивой, начнет стремительно разваливаться, внося в мою жизнь хаос, боль, отчаяние…

Началось с Гарика.

Он вошел ссутулившись чуть больше, чем обычно. Пожаловался на дождь и поставил раскрытый зонт сушиться на кухне.

— Как твои дела? — спросил он тусклым утомленным голосом. — Как работа?

— Все по-прежнему, — не без гордости сказал я. В тот момент я был доволен возвращением к нормальной жизни. Иногда отсутствие перемен — это просто здорово.

— Тебе везет, — отозвался Гарик. — Не то что мне. У меня все меняется семь раз на дню, начальство скучать не дает, жена тоже… Одна отрада — послали в прошлом месяце на курсы в Москву, как на курорт съездил. Знай себе спи на этих самых лекциях… Хоть пришел немного в себя.

— А выглядишь ты все равно не очень, — заметил я.

— Ну так — фыркнул Гарик. — Я уж десять дней как вернулся. Меня тут быстро довели до прежнего состояния! — Он недовольно тряхнул головой. — Ну да черт с ними со всеми! Я к тебе по делу…

— Хорошо, — сказал я.

— Ничего хорошего, — немедленно отозвался Гарик. — Перестань скалиться, дело на самом деле противное. И срочное. А то стал бы я к тебе тащиться по дождю в одиннадцать часов вечера!

— Уже одиннадцать? — Я посмотрел на часы и убедился, что Гарик прав. — Ничего себе! Как быстро время летит…

— Это уж точно, — недовольно пробурчал Гарик. — А я, между прочим, дома еще не был. У нас совещание закончилось в половине девятого, потом кое-какие оперативные материалы просматривал…

— Зашел бы завтра, — любезно предложил я. — Что уж так себя изводить?

Это же не вопрос жизни и смерти, в конце концов…

— Ошибаешься, Костя, — сказал он. — Именно вопрос жизни и смерти.

— Чьей смерти? — недоверчиво улыбнулся я. Общение с Ленкой настроило меня на благодушный лад. Я забыл о существовании такого слова — «смерть».

Гарик любезно восполнил провал в моей памяти.

— Сейчас расскажу, — уклончиво ответил Гарик.

Прежде чем приступить к обещанному рассказу, он с наслаждением стянул с шеи галстук и бросил его на ковер.