Эд Макбейн - Добрый и мертвый

Он был маленьким человеком – и по росту и по значению. Еще один бродяга, еще один пьянчуга, еще один попрошайка. Никто.

Но это был Джо, и мы вместе делили тепло подъездов, вместе распивали содержимое бесчисленных бутылок с бормотухой, вместе мерили Бауэри из конца в конец, как сообщники, как друзья.

Это был Джо, и он был мертв.

Мертвый он оставался таким же оборванным, каким был при жизни. Его одежда, потрепанная, грязная, измятая, не улучшалась от ночевок на парковых скамейках и холодных тротуарах.

Я глядел на него, и мне в голову приходили мысли, казавшиеся незначительными, потому что размышления всегда становятся таковыми в присутствии смерти.

– Позовем копов, Курт? – спросил кто-то.

Я кивнул, продолжая смотреть на Джо и на струйку крови на его голове, там, куда вошла пуля.

Площадь Купера и статуя Петера Купера, смотревшего вниз с бронзовым равнодушием, были окаймлены решетчатой оградой и пустыми скамейками. Площадь Купера тонула в наступающей летней ночи, черной, как вороново крыло, окропленное блестками звезд, которые Джо никогда уже не увидит.

Я чувствовал себя опустошенным.

– Курт, кому понадобилось убивать такого бродягу, как Джо? – спросил кто-то из ребят.

– Не знаю, – ответил я.

Напротив, через улицу, возвышалось здание Купер-юнион. Парень с девушкой, обнявшись, медленно шли в тени здания, направляясь к парку и кучке пьяниц. В воздухе веял легкий ветерок, летний ветер, который касался кожи, как нежная женская рука. В воздухе стоял нестройный шум, гул людей, толпящихся на улицах, шум вечера, умирающего, как умер Джо.

Вой сирен перекрыл нестройный уличный гул, и пьяницы, повернувшись спиной к закону, устремились в Бауэри, где их укрывали тени, тротуары и ветхие здания.

Повернулся спиной и я, медленно уходя прочь. А сирена завывала все громче. Я не обернулся, чтобы еще раз взглянуть назад. Я не хотел смотреть еще раз.

Чинк ожидал меня возле ночлежки, которую я уже почти три месяца называл своим домом. Он стоял в тени, и я прошел было мимо, если бы не тихий шепот:

– Курт...

Я остановился, вглядываясь в темень:

– Кто здесь?

– Это я, Чинк.

– Чего тебе?

– Найдется минутка, Курт?

– У меня в запасе вся жизнь. Что надо?

– Джо...

– Что, Джо...

– Вы были друзья, разве нет?

Я всмотрелся в темноту подъезда, пытаясь увидеть лицо Чинка. Поговаривали, что он приехал из Шанхая и что он умеет говорить на двенадцати китайских диалектах. Ходили слухи, что он был в Китае большим человеком до того, как приехал в Штаты, и что он приехал сюда из-за женщины, которая изменила ему там, на его родине. Это как-то сближало нас.

– Вы были друзьями, не так ли, Курт?

– Мы были друзьями, ну и что?

– Ты знаешь, что случилось?

– Я знаю, что он убит.

– А знаешь, почему?

– Нет. – Шагнув в подъезд, я ощутил тошнотворный запах опиума, исходивший от Чинка и перебивавший вонь в подъезде. – А ты?

– И я нет.

– Тогда какого черта ты тянешь время?

– У меня есть одна мыслишка, Курт.

– Говори.

– А тебе это интересно?

– Чего ты тянешь кота за хвост, Чинк, давай, выкладывай, что у тебя.

– Мне кажется, что Джо убили по какой-то причине.

– В самую точку. Чинк. Ты действительно...

– Я хочу сказать, что это не было случайностью. Понимаешь? Это было задуманное убийство.

– Что ты имеешь в виду?

– Думаю, что Джо кое о чем узнал.

– Иди-ка докури свою трубку, Чинк, – бросил я, пытаясь обойти его. – Джо обычно бывал настолько пьян, что даже своих рук не мог рассмотреть...

– Гарри Цзе, – произнес Чинк.

– Кто такой?

– Он был убит перед этим, Курт. Ты слышал об этом, так ведь?

– Нет.

– Они думали, что это дело рук тонга[Тонг – тайная китайская организация, зачастую преступная.]. Гарри был большим человеком в своем собственном тонге.

– Что это такое?

– Не валяй дурака, Курт.

– Хорошо, Чинк. Но отчего ты думаешь, что одно связано с другим?

– Джо кое-что сказал, когда я рассказывал ему о Гарри.

– Когда это было?

– Вчера. Он сказал: «Так вот кто это был».

– Но это же ничего не значит, Чинк.

– Или значит слишком много.

– Хватит загадок. Итак, или это ничего не значит или значит слишком много...

– Я думал, Джо был твоим другом...

– Был. Теперь он мертв. Чего ты хочешь от меня? Его делом уже занимаются копы.

– Ты ведь сам был легавым.

– Верно, был. А теперь – нет. Джо мертв. Копы найдут его убийцу.

– Думаешь, они будут заниматься каким-то бродягой и пьянчужкой? Несмотря на дырку от пули в его башке, они пустят слух, что он упал и разбился.

– Ну а ты, Чинк?

– Я беспокоюсь из-за него.

– Почему, тебе-то какая разница?

– Джо был добр ко мне, – протянул Чинк медленно. – Он был добр ко мне, Курт.

В его голосе слышалась какая-то заминка, словно он боялся самой мысли о том, что кто-то может быть добр к нему.

– Добрые умирают молодыми, – сказал я. – Дай мне пройти, Чинк. Мне надо выспаться.

– Ты... ты не собираешься что-нибудь сделать?

– Думаю, что нет. Однако, может быть, поразмыслю над этим. Не знаю. Спокойной ночи, Чинк.

Я начал подниматься наверх, и Чинк крикнул мне вслед:

– Он был твоим другом, Курт, помни об этом. Хотя бы об этом.

– Конечно, – отозвался я.

Я не мог забыть об этом, пока не уснул, и мне понадобилось на это довольно много времени.

Утро было жарким и влажным. Рубашка прилипла к спине, кожа зудела. Хотелось выползти из нес, как змея выползает из своей старой шкуры. Я раздобыл бутылку вина и прикладывался к ней раза четыре, прежде чем немного пришел в себя. Только после этого я взглянул утру в лицо, жмурясь от яростного солнца и мечтая о пляже, о горном озере или хотя бы о свежем ветерке. Но ничего этого не было. Вокруг – только асфальтовое пекло. Я двинулся в путь, направляясь в Чайнатаун, потому что утром, в свете нового дня, все представилось мне иным.

Я нашел Чинка. Он лежал на тюфяке. Опиум пропитал его глаза и слюну, стекающую с губ. Он сонно посмотрел на меня, а затем вяло улыбнулся:

– Привет, Курт.

– Этот Гарри...

– Гарри Цзе.

– Ну да. У него остался кто-нибудь?

– Жена. Лотос Цзе. А в чем дело? Ты решился все-таки найти убийцу Джо?

– Где она, жена Цзе?

– На Мотт-стрит. Сейчас, Курт. Я дам тебе ее адрес. – Он вытащил откуда-то из-под себя кисть, окунул ее в чернильницу и намалевал адрес на клочке коричневой бумаги. – Скажи ей, что это я тебя послал. Скажи ей, что тебя послал Чарли Лу.

– Это твое имя?

Он кивнул.

– Хорошо, Чарли, пока.

– Успеха тебе, Курт.

– Спасибо.

Я постучал в дверь, подождал и постучал опять.

– Кто там? – Голос звучал напевно, как легкий ветерок, шелестящий в ивовых ветвях. Он рисовал картины древнего Китая, страны радужных птичек и фарфоровых небес, разноцветных кимоно и пятнистых белых жеребцов.