Джеймс Чейз - Репортер Кэйд (пер. Згерский)

На следующий день он и Бурдик работали в театре. Дело шло хорошо. Вечером проявлял отснятые пленки, то и дело возвращаясь мыслями к Хуане. В 20.00 он передал оставшуюся работу техникам, и, зайдя в чей-то пустой кабинет, позвонил в Мехико.

Ожидая с трубкой в руке, он ручкой рисовал схематический план съемок, думая, однако, о другом.

— Никто не отвечает, — раздался в трубке голос телефонистки.

Кэйд внутренне напрягся.

— Но я точно знаю, что там кто-нибудь есть. Попытайтесь еще.

Ждал в напряжении, испытывая растущую тревогу. Сосредоточиться на работе теперь было просто невозможно. Телефонистка вновь сказала ему, что к телефону никто не подходит.

— Соедините меня с аэропортом, — попросил Кэйд. А чего, собственно, волноваться, спрашивал он себя. Хуана и Крил скорее всего были в аэропорту или по пути к нему. Она наверняка отправилась в Нью-Йорк.

Дежурный аэропорта сообщил, что самолет из Мехико прибудет через два часа на аэродром Кеннеди. Вот на нем она и прибудет, подумал Кэйд. Странно, что Адольфо не предупредил его.

Спустя час, отправив готовые снимки Мэтисону, Кэйд снова попытался связаться с Крилом, но ответа так и не было. Снова позвонил в аэропорт и узнал от дежурного, что сеньора Хуана Кэйд в списке пассажиров рейса из Мехико не значится.

Когда он положил трубку, в кабинет вошел Бурдик. Взглянув на встревоженное лицо Кэйда, он резко бросил:

— Что случилось?

— Не могу дозвониться до Хуаны. Никто не берет трубку, — ответил Кэйд, вставая со стула. — Ах, черт возьми! Нельзя было ее оставлять! Пошли выпьем, что ли?

— Ты что, спятил? — сказал Бурдик. — Не вздумай снова начинать. Мы сейчас отправимся домой.

Кэйд взглянул на него и нерешительно улыбнулся.

— Ну, ладно… поехали домой.

На следующий день в шесть утра он снова позвонил в Мехико, пока Бурдик еще спал. Ответа не было. Он связался с аэропортом, и ему сказали, что в Мехико отправляется самолет в 9.30. Наспех уложив кое-какие вещи в сумку, он покинул квартиру.

В 13.00 он уже выходил из такси в Мехико возле их дома. Шагая по дорожке к дому, он обнаружил, что двери гаража распахнуты и машины нет.

Дверь в дом оказалась незапертой. Медленно прошел он в гостиную: двери, ведущие в сад, распахнуты настежь. Поставил на пол сумку и прислушался. Им овладело предчувствие беды, и он с трудом заставил себя подняться наверх в спальню. Возле двери остановился. Сердце колотилось в груди, когда он открыл дверь и вошел в комнату.

Крил лежал на кровати в красно-белых полосатых пижамных брюках. В правой руке он держал револьвер. Часть лица была покрыта коркой запекшейся крови, а на виске виднелось отверстие, куда вошла пуля.

Единственным напоминанием о присутствии Хуаны был слабый аромат ее духов.

В Нью-Йорк Кэйд вернулся поздно ночью. Он вошел в квартиру, где его ждал встревоженный Бурдик. Одного беглого взгляда на Кэйда было достаточно, чтобы увидеть, что он пьян.

— Вот и все! — объявил Кэйд. — Коротко и паскудно!

Он швырнул сумку на диван.

— Коротко и паскудно!

— Что стряслось? — спросил Бурдик, стараясь скрыть возникшее отвращение.

Кэйд плюхнулся в кресло. Когда он прикуривал сигарету от спички, Бурдик заметил, что руки его трясутся.

— Она ушла. Забрала все вещи, машину и ушла. Моя ошибка. Слишком резко я все завернул. Видно, машина довершила дело. Если бы я не трогал машину, она бы прилетела в Нью-Йорк. Машина для нее много значила, но я просто не мог переносить присутствия автомобиля, подаренного ей одним из любовников. А теперь, что поделаешь? Ушла и все. — Он уставился на свои растопыренные пальцы. — Кроме машины, я еще напугал ее разговором о деньгах. Деньги для нее тоже много значили.

— Я думал, Крил за ней присматривает.

Кэйд фальшиво рассмеялся, и Бурдик невольно поморщился.

— Конечно! Предполагалось, что он присматривает за ней. Смешно, но я наивно полагал, что могу доверять Крилу. Вечная беда со мной, всю жизнь я был простофилей. Она делила постель с Крилом, представляешь, какая гадость?

Бурдик тяжело вздохнул.

— Ты в этом уверен, Вэл? Рискованное заявление. Крил произвел на меня впечатление исключительно славного человека.

— Да, уверен! Я сам нашел его в ее постели. Этот чертов прохвост пустил себе пулю в лоб. — Кэйд закрыл лицо ладонями. — Да, вот так он и сделал. Позабавился с ней, а потом испугался. Не хватило мужества посмотреть мне в глаза. Сволочь… жирная скотина…

— О, господи! — Бурдик поднялся из кресла и подошел к окну. Отодвинув занавеску, он уставился на ночное небо.

— Обещал посадить ее в самолет, — продолжал Кэйд дрогнувшим голосом. — Говорил, что я могу на него положиться. Ну, ладно… Надеюсь, он сейчас горит в аду.

— Заткнись! — с яростью крикнул Бурдик. Он резко обернулся к Кэйду. — Ты пьян! И ты во всем виноват и прекрасно понимаешь это. Оставить его с подобной женщиной. Сколько раз она тебя дурачила! И с чего ты решил, что Адольфо сильнее тебя? С чего ты вообразил, что он святой?

Кэйд неподвижно смотрел на него.

— Так ты считаешь, что, поскольку он застрелился, мы квиты? Я лично так не считаю. Он заявлял, что друг мне, а потом так со мной поступил! Друг? Жирная тварь!

— Ты знаешь, меня тошнит от тебя, — тихо сказал Бурдик. Ему искренне нравился Адольфо, и шок от трагической гибели мексиканца заставил его отбросить всякую деликатность. — Ты сам себя погубил из-за этой женщины. О боже! Какой же она оказалась дешевой, злобной, омерзительной проституткой. Мразью! А ты снова начал пить, бесхребетное ничтожество! Настало время, чтобы кто-то тебе все это высказал. Так вот я тебе это и говорю. Да, талант у тебя есть. Ты умеешь фотографировать, но в остальном ты идиот. Адольфо, по крайней мере, имел стержень. Вот она его и прикончила. Точно так же бы расправилась и со мной. А он-то понимал, что тебя ничем не проймешь, не заставишь тебя понять, что все это только твоя ошибка, что нельзя оставлять его с этой дрянью, и он отдал тебе свою жизнь!

Кэйд поднялся.

— Я скажу Мэтисону, что с тобой больше работать не буду, — сказал он, — раз ты так думаешь обо мне…

— Думаю о тебе? Да мне вообще на тебя начихать! Ты даже меньше, чем просто ничтожество! Я ухожу! — голос Бурдика задрожал. — А когда вернусь, чтоб твоего духу здесь не было. Ты начнешь спиваться, и в этом тебя никто уже не остановит. Поэтому я не желаю терпеть тебя здесь. А насчет того, чтобы больше с тобой не работать, я согласен. Работать с тобой теперь — упаси бог. Так что давай упаковывай свое барахло и добивай себя, коли есть такое желание. Свой шанс ты получил и опять пополз на брюхе к этой мрази. Вот теперь и расплачивайся за это! И ты, и она, пропадите вы пропадом!

Он вышел, хлопнув дверью.