Кем Нанн - Оседлай волну

— Ну как? — раздался позади них голос.

Майло поднялся из-за стола и шел к ним; на его толстых бедрах перекатывались мускулы.

— Как красиво! — ответила Мишель. — Даже не верится. В жизни ничего подобного не видела.

— Вот и ладно, — сказал Майло, кладя руку ей на спину, — у нас масса времени. Гуляйте, получайте удовольствие. Ты, Айк, привез доску?

Айк ответил, что да. Он смотрел не на Майло, а на Хаунда. Тот стоял возле письменного стола, со скрещенными на груди руками и опущенной головой, словно глубоко задумался или заснул, но лица его Айк не видел.

Ближе к полудню он смог наконец заняться волнами. Фрэнк подвез доски и тут же куда-то ушел с Хаундом. Мишель согласилась, чтобы Майло показал ей дом. Она сказала Айку, что придет на пляж позже.

Волны были такие, что лучше и желать нельзя: от метра до полутора, при юго-западном ветре, причем с самой что ни на есть удобной для серфинга поверхностью и развернутые к солнцу. Откуда ни возьмись приплыла стая дельфинов и принялась лениво кружить, выставляя из воды спины и перекликаясь друг с другом удивительными трубными звуками. Они плавали так близко от Айка, что добраться до них хватило бы одного гребка. Чинно, строем, едва не касаясь поверхности воды, пролетели пеликаны. Чуть удалившись, они развернулись и теперь скользили вместе с набирающей силу волной. Пеликаны, играя с волнами словно заправские серферы, — подзадоривали Айка. И он, отдавшись воле убранных нежным жемчугом волн, принялся с увлечением резать доской хрусткое стекло.

Не нужно было торопиться, смотреть в оба и кричать на тех, кто не желал ждать своей очереди. Можно просто умиротворенно грести и получать удовольствие не только от процесса, но и от вида самих волн. Тогда, в свой первый приезд, он не понял, что серфинг — это не просто катание на волнах. Теперь же он осознал, что все его действия — подгребание, седлание волн и ухищрения, предпринимаемые, чтобы на них удержаться, — это единый ритуал. Все вокруг — элементы единого целого: птицы, дельфины, морские водоросли в прогретой солнцем воде и сам он тоже. Это же, наверное, тогда ощущали и два молодых человека — Престон и Хаунд. Он думал о том, что и раньше пляжи, подобные этому, были редки, как жемчужины, прибитые морем к береговой кромке. Такая находка должна была казаться невероятной удачей, обретенным навеки счастьем. А сейчас он видел мусор и пену, оставшиеся от этой мечты, и думал о том, что не только Престон и Хаунд утратили эту мечту. Пирс, вода, битком набитая серферами средней руки, весь этот балаган, который представляет из себя столица серфинга… То, в чем раньше Айк видел энергию и волю к жизни, теперь обернулось отчаянием и безысходностью, усталостью, побеждаемой только кокаином. Они все потеряли. Ныне было только падение, и не было пути наверх. Сейчас это стало очевидно — намного очевиднее, чем когда то же самое пытался объяснить ему Престон. Он тогда не понял, что Престон прав. В этом едином движении было нечто, за что можно держаться и на чем можно построить свою жизнь. И сейчас Айк был уверен, что все сложится, если только ему удастся вырваться отсюда и увезти с собой Мишель.

Мишель лежала на животе с закрытыми глазами. Айк подошел и остановился немного поодаль, думая, что она спит. Она была в купальнике, и лифчик не был застегнут. Ее ноги и руки казались тоньше, чем он их помнил. Вдоль бедер поблескивали золотистые волоски. Он снова подумал о том, чего лишился по собственной вине, и жалость к самому себе, желание все это восполнить всколыхнулись в нем, словно поднятая ветром дорожная пыль. Даже голова закружилась. Он стянул мокрый гидрокостюм и лег рядом.

Его тело было холодным и влажным, ее — горячим, прогретым солнцем. Когда он прижался к ней, Мишель вздрогнула и поежилась, а потом повернулась к нему и засмеялась.

— У тебя хорошо получается, — шепнула она, — я смотрела.

К ее коже прилипли песчинки, особенно там, во влажных белых ложбинках под грудями, хоть она и лежала на полотенце. Он приблизил к ней лицо и взял в рот сосок, чувствуя на языке эти крошечные песчинки. Айк водил губами по ее телу, пробовал на вкус кожу. Она выгнулась под ним, и солнце ударило ему в спину. Стаскивая с нее купальные трусики, он ощутил ее пальцы в своих волосах, и вот уже они оба — обнаженные на белом прямоугольнике полотенца. Айк целовал ее в лицо и чувствовал, как она ведет его в себя. Он кончил почти сразу и еще долго содрогался всем телом, как если бы излил в нее всего себя. Айк закрыл глаза и прижался лицом к россыпи светлых волос, слушая, как, зажатое в тиски между их телами, колотится его сердце. Он все еще не вышел из нее и слегка шевелился в ней, словно ему было мало, но вдруг его внимание отвлекла боль в виске — будто кольнуло кожу. Айк поднял голову. В волосах Мишель, рассыпавшихся по полотенцу золотистым ореолом, внезапно мелькнуло что-то белое. Слоновая кость. Красивая вещица в восточном стиле, из слоновой кости — изящный аллигатор с пастью длиной в две трети его туловища держал в зубах золотисто-рыжие волосы Мишель. Так же как когда-то — угольно-черные пряди Эллен Такер.

Он все еще не выходил из нее, но словно окаменел. Айк смотрел на гребень не отрываясь и вдруг почувствовал, что она тоже смотрит — смотрит на его громадную, на все плечо татуировку, и на лице ее смешались изумление и ужас. Такое же, вероятно, выражение лица было и у него.

Их глаза встретились. Поначалу они не произнесли ни слова, а когда хотели заговорить, услышали звук покатившегося камня. Взглянув вверх, Айк увидел блестевшие на солнце доски для серфинга и две фигуры, осторожно спускающиеся по длинной извилистой лестнице. Хаунд Адамс и Фрэнк Бейкер пришли проведать здешние волны.

Пока они добирались до пляжа, Айк успел снова натянуть гидрокостюм. Черно-красный неопрен еще не успел просохнуть, и холод, казалось, пронзил его тело до самых костей.

Мишель тоже занервничала, надела купальник, натянула шорты. Одевшись, они молча сидели рядом на песке, чувствуя, что обретенная мгновение назад гармония утрачена. Гребни. Татуировка. Он все понял по одному ее смущенному взгляду, но, не доверяя своему голосу, предпочел смолчать. Она смотрела на него, и Айк чувствовал под ладонью ее прохладную руку. Но он так и не повернулся к ней, и рука выскользнула.

Фрэнк и Хаунд шли по песку уже совсем рядом.

— Эти гребни, — с трудом выговорил Айк, — откуда они у тебя?

— Майло подарил, по-моему красивые.

В голосе ее было что-то напряженное, будто она защищалась, а когда он наконец взглянул на нее, то увидел, что Мишель отвернулась и смотрит на море.

— Отличные волны.

Это сказал Хаунд. Айк кивнул. Фрэнк уже положил на воду доску, улегся сверху и принялся энергично грести, двигаясь по танцующей на воде солнечной дорожке.