Барри Гиффорд - Дикие сердцем

У парня все шансы победить, и организатор это знает. Он позволит ему выйти на ринг только в том случает, если тот согласится быть нокаутированным, чтобы устроитель и его дружки-бандиты смогли поживиться, поставив против него. Настоящая мелодрама в стиле сороковых, подумал Джонни. Сержант О'Лири на смертном одре, он ранен и умирает, получив ожоги в танке, он шлет весточку своему ученику, чтобы тот обязательно выиграл чемпионат ради него, не опозорил имя Джека О'Лири. В фильме парня мог бы сыграть Джон Гарфилд, сержанта — Гарри Кери, мошенника-организатора — Эдуардо Кьянелли, менеджера-тренера — Артур Кеннеди, а девушку — Присцилла Лейн.

Джонни, пока ехал, снова и снова прокручивал сценарий фильма в голове, так и эдак перестраивая сцены. Название — «Не умирай за меня». В нашей жизни, подумал Джонни, нет ничего правдивее этого вымысла.

В Сан-Антонио Лула спросила:

— Ты что-нибудь знаешь про Аламо?

— Помнится, в школе рассказывали, — ответил Сейлор. — И еще я смотрел старое кино с Джоном Уэйном, где ничего не происходило, пока мексиканцы не напали.

Сейлор и Лула сидели в «Ла Эстрелла Негра» и ели «бирриа кон аррос и фрихолес» и пили «Текате» с ломтиком лайма.

— Похоже, здесь это много значит, — решила Лула. — Пока ехали, я заметила, как много всего названо в честь него. Аламо-роуд, Аламо-стрит, Аламо-сквер, Аламо-билдинг, отель «Аламо». Ничего не упустили.

— А Сан-Антонио — неплохое местечко, — заявил Сейлор.

— Так что мы будем делать, милый? Я про деньги.

— Не бери в голову. Думаю, мы задержимся где-нибудь на полпути к Эль-Пасо и найдем какую-нибудь работу.

— Слушай, а когда ты был маленьким…

— А?

— Кем ты хотел стать, когда вырастешь?

— Летчиком. Я всегда хотел водить самолеты.

— Пассажирские, как «ТВА» или «Дельта», да?

— М-м. Я думал, как здорово будет носить капитанскую фуражку и вести эти огромные птицы над океаном, болтаться со стюардессами в Риме или Лос-Анджелесе.

— А почему же ты не стал летчиком?

Сейлор рассмеялся:

— Да у меня никаких шансов не было. И помочь мне некому было, знаешь ли. Как бы я учился, когда все время попадал в истории. Так и не сложилось.

— Ты мог бы пойти в армию, в авиацию, научился бы летать.

— Я пытался. Но меня не взяли, учитывая мой послужной список. Шершавая биография. Я и самолетом-то никогда не летал.

— Черт, Сейл, мы должны слетать куда-нибудь, когда разживемся деньжатами. Махнем в Париж.

— Неплохо бы.

Как только они доели, Сейлор сказал:

— Пора двигать, Лула. Нас будут искать в больших городах.

Сейлор вел машину, а Лула свернулась клубочком на сиденье рядом с ним. По радио Пэтси Клайн [26] Пэтси Клайн (1932–1963) — знаменитая американская кантри-певица. пела «I Fall То Pieces».

— А я бы хотела жить в то время, когда пела Пэтси Клайн, — заявила Лула.

— Какая разница? — удивился Сейлор. — Ты и сейчас можешь слушать ее записи.

— Ну тогда бы я могла на нее посмотреть. У нее потрясающий голос. Как если бы Арета Франклин была бы кантри-певицей. Вот что я всегда хотела, Сейлор, — стать певицей. Я тебе говорила?

— Не припомню.

— Когда мне было лет восемь или девять, мама возила меня на конкурс юных талантов в Шарлотт. Он проходил в большом кинотеатре, и участвовавшие в конкурсе дети выстроились на сцене. Каждый должен был выступить, когда назовут его имя. В основном дети били чечетку, играли на разных инструментах или пели. А один мальчик показывал фокусы. Другой жонглировал мячами и насвистывал «Дикси», стоя на голове.

— А ты что делала?

— Пела «Stand By Your Man», это песня Тамми Винетт. [27] Вирджиния Виннет Пу (1942–1998) — кантри-певица. «Stand By Your Man» — ее самый знаменитый хит. Мама решила, что, если я выступлю с таким взрослым номером, это произведет впечатление.

— Ну и как прошло?

— Неплохо. Конечно, верхние ноты я не вытягивала, к тому же остальные дети на сцене болтали и шумели, пока я пела.

— Ты победила?

— Нет. Победил мальчик, который играл «Stars Fell on Alabama» на губной гармошке.

— А почему ты бросила петь?

— Мама решила, что у меня нет таланта. Сказала, что не хочет выбрасывать на ветер деньги, оплачивая мои уроки. Мне тогда было тринадцать. Может, она и права. Не было смысла валять дурака. Вот если у тебя голос, как у Пэтси, тогда не может быть никаких вопросов.

— Да, нелегко, когда ты серединка наполовинку.

— Как мы, ты хочешь сказать, — заметила Лула. — Это точно про нас, и я не имею в виду — посередине Юго-Западного Техаса.

— Есть места и похуже.

— Ну раз ты так говоришь, милый.

— Уж поверь мне.

— Я тебе верю, Сейлор. Как никогда никому не верила. Даже страшно иногда становится. От тебя не услышишь слова сомнения — «возможно» и «может быть».

Сейлор засмеялся, обнял Лулу за плечи и погладил ее по щеке.

— «Возможно» и «может быть» — мои младшие братья, — объяснил он. — Я должен подавать им хороший пример. Они-то ладно, а вот от их родни, слов «никогда» и «навеки», у меня мороз по коже. Все будет хорошо, ягодка, пока нам есть куда двигаться.

Лула поцокала языком.

— Знаешь что? — заявила она.

— М-м?

— Не называй меня больше ягодкой.

Сейлор засмеялся:

— Это почему?

— Это ставит меня на одну доску с едой.

Сейлор уставился на нее.

— Правда, Сейл. Я знаю, ты считаешь, это ласково, а я думаю, что каждый может съесть ягодку, а ягодка не может никого съесть. И чувствую себя такой крошечной.

— Как скажешь, милая.

«Большой Тунец, штат Техас, нас. 305, расположен в 125 милях западнее Биаррица, 125 восточнее Ирака, сто миль к северу от мексиканской границы, на южной развилке ручья Эсперанца». Сейлор проехал по улицам Большого Тунца, изучая местность.

— Похоже, нам повезло, детка, — решил он. — А как тебе тут?

— Ничего, — резюмировала Лула. — В самый раз, если ты не любитель прохлады. Должно быть, уже градусов сорок, а ведь солнце еще не в зените.

— Сорок три, если быть точным. Так показывают цифры на табло окружного банка «Игуана», причем они могли пару градусов сбросить. Чтобы клиенты не огорчались.

— Да, два градуса — это, конечно, разница, Сейл.

Сейлор развернулся и припарковал машину у отеля «Игуана», двухэтажного выбеленного деревянного здания с техасским флагом над верандой.

— Подойдет, — решил он.

Номер на втором этаже, снятый Сейлором и Лулой, был весьма незатейлив: двуспальная кровать, шкаф, зеркало, стул, раковина, туалет, ванная (без душа), электрический вентилятор, окно на улицу.

— Неплохо за одиннадцать долларов в сутки, — заявил Сейлор.

— Ни радио, ни телевизора, — вздохнула Лула. Она стянула покрывало, швырнула его в угол и села на кровать. — И кондиционера нет.