Александр Лекаренко - Сумеречная зона

Пока Воронцов раздумывал, как реализовать свой интерес, дилер с девушкой скрылись в узкой щели между домами и почти сразу, выйдя оттуда, направились в разные стороны. Воронцов знал, что дилер теперь пуст, а товар находится у девушки. Ну и что? Здесь половина прохожих имела такой товар за пазухой, в трусах или зажатым в кулаке. Грамм героина или «кокса», расфасованный в пакетик из папиросной бумаги, — это очень маленькая и очень легкая вещь. Нет ничего легче, чем пустить по ветру два-три таких пакетика, просто выдернув майку или разжав кулак, а не во всякие трусы можно залезть сразу, и предприимчивая дама успеет сто раз переправить «закрутку» еще дальше, пока ее доведут до конторы. А если отобрать у дамы «закрутку», не руками женщины-оперативника и не в присутствии двух понятых, то это то же самое, что отобрать у нее «тампакс», — много вони и ноль результата. В лучшем случае, Воронцов мог бы поставить девушку на учет, что ничего не давало практически и навсегда перекрывало любые другие возможности. Поэтому он догнал дилера и взял его за плечо.

— Привет, Рафик.

— Здравствуй, начальник.

— Что это за девка, с которой ты разговаривал?

— Не имею понятия. Она спросила, где тут поссать.

— У тебя?

— У меня.

— Предъяви документы, гражданин.

— Какие документы, начальник? Ты что, меня не знаешь?

— Знаю. Ты опасный террорист. Сейчас поедем в контору, и я буду с тобой разбираться.

— Ты что, с ума сошел, начальник?! — Рафик попятился в сторону.

— А если сбежишь, твою кавказскую морду будут искать все менты в городе и пристрелят, как собаку.

— Да что ты хочешь, начальник? Мамой клянусь, не знаю эту девку.

— Что она купила?

— У меня она ничего не покупала. Но я знаю, что у нее есть три грамма «кокса» и три грамма «херняка», она предлагала их мне.

— Чем расплатилась?

— Да ничем она не расплачивалась! У меня есть баксы, но это мои баксы, я могу дать тебе половину, начальник.

— Вали отсюда. Если в следующий раз будешь крутить мне мозги, я тебя депортирую отсюда на хер, понял?

— Понял, начальник. — И Рафик исчез, умело лавируя в толпе, — пошел за следующей партией. (Рафик знал эту девочку-недевочку, но зачем было сообщать об этом тупому менту?)

Бредя по кварталу, Воронцов раздумывал о том, что толковый и энергичный опер, которым он был когда-то, прыгнул бы сейчас в машину и поехал к «Плюсу», чтобы посмотреть, что там делается. Но у него не было ни желания, ни сил на всю эту тягомотину, он устал и хотел спать, однако, годами настраиваемая машинка ума продолжала вычислять и сопоставлять, пока ноги мерили дорогу до дому.

Девушка честно зарабатывала пятьсот гривен, работая сторожем, девушка имела собаку, которая потребовала и продолжает требовать специальной тренировки и специального ухода, девушка располагала серьезными суммами в долларах, она покупала кокаин и героин одновременно, знала, где покупать, и носила при себе пистолет. Все это как-то не укладывалось в образ честной труженицы и в образ конченой наркоманки тоже не укладывалось, опять выпадало какое-то звено.

Уже выпадая из реальности и едва добравшись домой, Воронцов рухнул в постель и пошел на дно глубокого, темного сна, обрывая все цепи, связывающие его с поверхностью.

Другое существо выплыло из сна на поверхность ночи и открыло глаза в глаза звезд. Оно больше не пряталось в душном бункере, ложе было установлено на плоской крыше, обнесенной достаточно высоким парапетом, чтобы защитить его от чужих глаз. Оно больше не пряталось от солнца, погруженное в героиновые грезы, оно целыми днями дремало на солнцепеке, меняя кожу, и его обнаженное тело, некогда привычное к адскому жару, снова обрело смугло-коричневый цвет. У него больше не было проблем с бородой, но волосы на голове отросли и оказались неожиданно пышными, теперь они были завязаны на макушке руками его подруги — ей так нравилось.

Оно потянулось, как кошка, блестя глазами в свете звезд, легко соскочило с ложа и, присев, помочилось на бетон, как животное, втягивая расширенными ноздрями собственный запах. Затем, переходя на бег, кругами пошло по периметру крыши — пришло время ночной активности, ему хотелось двигаться. Его ноги мелькали все быстрее и быстрее, временами оно вспрыгивало на парапет и, исполняя пируэт, как тень, на синем бархате ночи, бежало спиной вперед, ничуть не опасаясь сорваться вниз, и кружилось бесшумно, подобно гигантской летучей мыши, на фоне звезд. Оно порхало, не оставляя ни следа, ни звука, блестя глазами и обоняя запах своего разгоряченного тела, ни мужской, ни женский, ни человеческий, — запах амфибии, научившейся летать.

Оно сбросило с себя человеческую кожу, пропитанную грязным жиром человеческой порочности, и кожа сгорела в адском огне его мучений, оно вышло из огня чистым и непогрешимым, оно больше не было способно ошибаться, потому что потеряло способность ненавидеть, оно было — любовь, — безгрешная, как огонь, и безжалостная, как зазубренная сталь.

Голос выковал сталь, ударами судьбы, Голос был мудр, Он создал совершенное орудие. Он сделал так, что из пепла поднялся Феникс, опираясь на два крыла.

Подруга выскользнула на крышу — в свет звезд, в свет его глаз — его вторая половина, второй полюс генератора, созидающего новый мир. Она больше не была змеей на его груди, она была змеей внутри него, обвившейся вокруг тела огня, которым стал он сам. Они больше не были — «он» и «она», — они стали плюсом и минусом, которые менялись местами в танце пронзающих их энергий.

Под ними простиралась зона, черная и бессветная, — как тень рядом с электрическим заревом города, — эфемерная человеческая надежда сгорала в искусственном свете, неизбывный человеческий ужас копошился в его тени.

Померкли звезды, лучи лазеров, бьющие из квартала развлечений, уткнулись в душное небо между небом и землей, беззвучно проскочила молния, ударил гром.

Двуглавая змея забилась в конвульсиях под горячими черными струями дождя, падающего с небес.

Ночной ливень не принес облегчения, жаждущая земля впитала влагу, и жаркий воздух иссушил последние капли еще до восхода солнца.

Сегодня у Воронцова был выходной, и он решил научить девочку стрелять. Теперь они находились в пригородном лесопарке, было раннее утро, дневная жара еще не придавила пернатых певцов, радующихся жизни в пыльной уже листве.

— Не обращай внимания на мушку, — поучал Воронцов. — Не прищуривай глаз, наводи ствол, как палец, только бери чуть ниже, потом медленно нажимай на курок, вот и все.

Девочка выстрелила — пивная банка закрутилась волчком и осталась на месте. Она выстрелила еще раз — банка взлетела в воздух.