Микки Спиллейн - Змея

Он не обратил внимания на мой тон.

— Мистер Хаммер, я не водил знакомства с прекрасным полом после смерти жены. Это всем известно.

Я многозначительно посмотрел на дверь.

— Но у вас тут прелестный собеседник.

— Джеральдина была прислана ко мне нашим председателем.

— Но другие? Не могло бы у вас появиться других врагов из-за вашей политической карьеры?

— Никто не может ненавидеть меня до такой степени, чтобы убить.

Он нетерпеливо пожал плечами.

— Было несколько обвинительных заключений, некоторые из тех, кого я осудил, покушались на меня прямо в здании суда.

Две попытки, но обе безуспешные.

— Что произошло?

— Ничего. Полиция поймала обоих. Оба были опознаны и отправлены обратно в тюрьму. С тех пор оба умерли: один от туберкулеза, другой от рака.

— Вы следили за ними?

— Нет. Полиция. Они сочли необходимым известить меня. Я никогда особенно не беспокоился. Вернее, беспокоился не за себя. За Сью и других — да. Ничего необычного для прокурорской карьеры тут нет. Но я не собирался отступать от своих принципов.

— Допустим, что мне придется этим заняться. Прошлое таит много неприятностей и много грязи. Если вы не хотите, чтобы я вмешивался, можете забрать чек. Но тогда я займусь этим просто от любопытства.

— Это касается и вас лично, мистер Хаммер? Не похоже на то, чтобы вам были нужны деньги или практика.

— Вы знаете меня, Торренс?

— Я знаю вас, Майкл. Разве вас знают не все?

Я улыбнулся.

— По-настоящему — не все.

Итак, «Детская ручка» был мертв. Теперь все узнают, что произошло в той комнате и кто-то вспомнит, что случилось семь лет назад, и станет ждать, что будет дальше. Кто он — необходимо выяснить, и выяснить это придется мне самому.

На углу Бродвея и Сороковых есть бар, стиснутый огромными домами, как бутерброд, с забавным названием, которое ему дали люди с забавным прошлым.

Когда я зашел, то увидел много новых лиц, но Диверсея Тоби увидел сразу и заметил, как он чуть не выронил пивную кружку от удивления. Потом я подошел к бару и заказал «четыре розы». Бармен был старый, стреляный воробей. Он смешал мне пойло, взял доллар и угрюмо кивнул.

— Привет, Майкл.

— Привет, Чарли.

Тебя не было видно…

— И не должно было.

Тебя вспоминали.

— Ты слишком много слушаешь.

— Бармены любят поговорить.

— С кем?

— Как все бармены.

— А еще?

— Ничего, Майкл.

— Ладно, Чарли.

Он отошел от меня с озабоченным видом и направился к стайке туристов, которые галдели в углу. Стереопроигрыватель наяривал Синатру, но симфония ненависти звучала так слабо, что не производила должного впечатления. На улице стояла жара и для любого человека зайти в тихое местечко — означало обрести покой, прохладу и спокойный отдых.

Одна из женщин почти сползла с табурета и, раздавив о стойку свои груди, спросила:

— Свободен?

Я не стал оборачиваться.

— Иногда.

— А теперь?

— Нет.

Она отвернулась и сунула в рот сигарету.

— Глупый дикарь!

— Настоящий абориген!

Она хрипло засмеялась.

— Итак, придется пощипать наших заморских друзей.

Диверсей Тоби подождал, пока она ушла, и сел на табурет рядом со мной. Он великолепно сыграл свою роль приятеля в баре, заказавшего для друга выпивку. Когда это было сделано, он взмолился:

— Майкл…

— Просто решил заглянуть.

— Тебе нужен я или кто-то другой?

— Кто-то другой.

— Мне не нравится, когда ты ходишь вокруг да около, а не говоришь прямо.

— Новая технология, приятель.

— Выкинь ее к черту, Майкл. Я знаю тебя с прошлых времен. Думаешь, я уже не знаю, что случилось?

— А что же случилось?

— С Левитом и «Ручкой». У тебя что, помутнение мозгов? Ты думаешь, что тебе дадут за здорово живешь палить в городе? Теперь все изменилось. Ты был далеко, и лучше было бы для тебя там оставаться. Теперь прежде чем ты впутаешь меня во что-нибудь, мне нужно сказать тебе очень важное: я всегда был мелкой сошкой и ни вы, ни они меня не трогали. Такое положение меня всегда устраивало.

— Чудесно! — Я взял его за руку и положил на стол свой 45-й. — Помнишь?

Он задрожал. Тогда я решил добить его. Я достал из кармана бумажник и сделал вид, что считаю деньги, а сам дал ему полюбоваться своим удостоверением, видным сквозь пластик. Он посмотрел и глаза его расширились, но он сумел подавить свое любопытство.

— Мы идем ко мне или к тебе?

— Моя комната наверху, Майкл.

— Номер?

Триста тринадцатый.

— Десять минут. Иди первым.

Это был обычный номер второсортной гостиницы, пропахший пивом, потным бельем и грязными носками. Он открыл себе жестянку пива, потом плюхнулся на небрежно застеленную кровать.

— Говори.

— «Детская ручка»… Он умер.

— Я знаю. Это я пришил его. Его макушка слетела и превратилась в кашу на полу. Он не был первым и вряд ли будет последним.

Он медленно отставил жестянку.

— Будь ты проклят! Думаю, что тебе надо писать завещание.

Я не шучу. Слова и дела у нас не расходятся. Ты уже был идиотом в прежние времена, но теперь ты совсем пропащий. Думаешь, я не знаю об этом? Знаю, как и все. Я не хотел бы даже быть с тобой в одной комнате.

— У тебя нет выбора, Тоби.

— Да. И поэтому я буду расплачиваться потом. И ты тоже, Майкл.

— «Детская ручка», — повторил я снова.

— Он взялся за работу Тилсона. Все об этом знают.

— Дальше.

— Что дальше, изверг? Что, черт возьми, я могу знать о «Ручке»? Мы с ним не играли в одну игру. Я просто прыщик, а он целый нарыв. Ты знаешь, чем он стал? Правая рука мистера Декерсона! И ты думаешь, я собираюсь…

— Кто?

— Оставь… Ты знаешь.

— Кто, Тоби? Мистер Декерсон? Кто он, приятель? Не шути со мной и перестань мямлить.

— Ну ладно. Итак, кто такой мистер Декерсон? Он новый человек в деле. Он большая шишка. Он взял власть и все остальные ребята остались за флагом. Мальчик мой, я больше не могу тебе ничего сказать. Все, что я знаю, это имя — мистер Декерсон. А сам он — сплошной мрак — невидимка.

— Политика?

— Не в его вкусе. Дурень ты, Майкл. Он — как укротитель.

Ты знаешь, что творится в городе? Они все выползают из своих нор: убийцы, громилы… и все ждут приказа. Я чувствую, что рядом бежит ручей, но не стану удить рыбу. Много времени прошло со смерти последнего лихого парня. Теперь повторяются времена индейцев. Главарь вернулся с холмов и сумасшедшее племя готово ступить на тропу войны. Вот все, что я могу тебе сказать!

— «Ручка»?

— Убийца. И к тому же он всегда знал, кто дает ему заработать на хлеб. Он поднимался по лестнице до тех пор, пока не решил снова вернуться к старым друзьям. Ему не следовало оставаться там, где он был.

— Говорят, что он делал кому-то любезность, стреляя в меня.