Вячеслав Сухнев - В Москве полночь

— Когда ближайшая станция? — спросил Акопов у проводника, пожилого таджика в мятой черной форме.

— Минут через двадцать, — сказал проводник, почесывая живот и зевая. — А может, через сорок. Если тебе, друг, бутылка нужна, то и станция ни к чему. Обратись только к дядюшке Расулу. У него все есть.

— А кто такой Расул?

— Я, кто же еще…

Так… Засветился Акопов с цыганом, на весь вагон засветился. Вот уже и бутылку предлагают. Нормально. Повесив на шею скрученное полотенце, Акопов, не торопясь, пошел по вагону. От полноты чувств принялся напевать старинный танцевальный мотив «Тановар». Его режиссер Гайдай в свое время для комедии приспособил. «Если б я был султан, я бы имел трех жен!» Напевал Акопов и весьма благожелательно разглядывал пассажиров. Земляков искал, надо понимать, этот невысокий симпатичный шерабадец. Когда подвыпьешь, охота с земляками покалякать. Нашел Акопов земляка. Правда, не совсем своего…

На двадцать шестом месте сидел молодой узбек. Светлый и легкий, как у Акопова, облегал его костюм — мечта провинциала. Образ дополняли желтые сандалии на босу ногу и небрежно брошенный в сетку над головой портфель из тисненой кожи. Бухгалтер, наверное. Или учитель. Плечи, однако, были широковаты для труженика умственного труда. А может, труженик в свободное от труда время занимался курашом — любимой борьбой узбекской молодежи…

Юноша в светлом костюме равнодушно посмотрел на Акопова и отвернулся. Чуть-чуть торопливее, чем нужно, отвернулся. И веки у него дрогнули. И в лице что-то изменилось. Такое происходит, когда человек, ведущий наружное наблюдение, не научился до конца контролировать свои эмоции, сталкиваясь с «объектом» лоб в лоб.

По этим мелким деталям, совершенно недоступным вниманию нормального человека, Акопов понял: не зря засекли ребята этого бухгалтера. Или учителя. Неважно. А важно, что он из госбезопасности. Из конкурирующей, стало быть, фирмы, как бы она теперь ни называлась в «независимых» государствах. Гебешников в Управлении не любили. За непрофессионализм, за мелкие цели и задачи, за кумовство в руководстве.

Однако гебешники в наружку поодиночке не ходят. Парами любят гулять. И второго Акопов вычислил. Выглядел тот обычной русской швалью. Этакий европейский люмпен, присохший к Средней Азии: пропотевшая распашонка, расстегнутая до пупа, сиротские серенькие штанцы и босоножки-вьетнамки. Такие болтаются по всем рынкам и чайханам, шакалят возле рыночных воротил, пьют зеленый чай с тем же удовольствием, что и водку, спят с любой более-менее раскрепощенной женщиной Востока. Курят анашу и носят при себе узбекский широкий нож-пичак. Привычка к азиатскому быту не мешает им презирать местный язык и традиции.

Такой, значит, по-научному говоря, имидж… Акопов сфотографировал русского взглядом и залег на верхнюю полку. До места назначения оставалось часов шесть, и за это время надо придумать, как избавиться от гебешников. Если они сами вышли на Акопова, то их пора уважать. А если группу подставили? Вполне могло случиться, что задание Акопова являлось маскировкой другой, более масштабной, акции. Пока ГБ будет пасти Акопова, кто-то без помех отработает свое.

С другой стороны, думал Акопов, крайне нерационально использовать его группу в качестве подсадной утки. Специалистов, подобных Акопову, в Управлении лелеют и холят. Да и любого просто так не сдают. Значит, протечка наверху? Такого Акопов не помнил… Но если учесть невероятный бардак, творящийся вокруг, бардак, который не обошел и Управление… Все может быть. Но Акопов привык выполнять задания, сроду хлеб не ел даром. Значит, задание — вот что основное. Как там советовал Рахмат: души сомнения? Задушим, будьте благонадежны. А потом разберемся, откуда протекло.

Он сразу успокоился, едва принял решение. Совсем стемнело. Редкие далекие огни мелькали в окне. Цыганята угомонились. Глава семейства похрапывал на нижней полке, разметавшись от жары. Лишь цыганка, пристроившись напротив мужа, отгоняла от его лица вездесущих мух пестрым платком.

Акопов спрыгнул в проход, покачался и побрел в тамбур. Русский встрепенулся и проводил его взглядом. Трехгранным ключом Акопов закрыл дверь на переходную площадку в соседний вагон, а наружную, наоборот, открыл.

Когда он вернулся, пьяная дурацкая улыбка застыла на его лице. Хватаясь за чьи-то ноги, опираясь на полки, он поковылял вперед, пока не добрался до двадцать шестого места. Икнул и наступил на ногу молодому человеку в светлом костюме.

— Извините, пожалуйста, — пробормотал.

У молодого человека в глазах мелькнуло изумление.

— Ничего, — поморщился он. — Бывает…

— Нечаянно! — с пьяным упорством сказал Акопов. — Просто сильно качает.

Завертевшись, он рухнул на колени молодому человеку.

— Нечаянно, — повторил Акопов и убрался в проход.

Пистолет гебешника уже лежал в его кармане. Все так же улыбаясь и мурлыча под нос «Тановар», он дошел, до русского, коротавшего время над газетой с грудой костей и корок. Акопов снова не вписался в проход. Объедки посыпались на пол.

— Ты что делаешь? — зашипел русский.

— Да я тебя… — с пьяной обидой сказал Акопов и на плохом русском языке кратко изложил перспективу дальнейших отношений с представителем старшего народа-брата.

Русский полыхнул глазами и схватил Акопова за шиворот. Со своего места сорвался гебешник в светлом костюме, Растерянно шаря под полой. Заверещали женщины. Поднялись Юсуп с Назаром, но Акопов взглядом приказал им не вмешиваться. Через секунду русский выволок Акопова в тамбур и прижал к стенке возле угольного ящика. Молодой человек в светлом костюме показал вагону красное удостоверение:

— Мы из милиции! Оставайтесь на местах.

Дверь за собой он захлопнул и повернулся к Акопову:

— Ну, закончим игры, дорогой друг?

Спросил по-русски. И Акопов ему ответил по-русски:

— Закончим, дорогой друг. С удовольствием.

Стрелял он сквозь карман. Спустил трупы под откос.

Брызги крови вытер собственным пиджаком, а потом выбросил его вместе с пистолетом гебешника в гудящую тьму. Закрыл дверь. Рванул рубашку на груди, мазнул по угольному ящику ладонью, провел по лицу. В таком виде и заявился в вагон:

— Вай, люди!

— Чего орешь? — высунулся проводник. — Выпил — спи!

— Ограбили! — продолжал орать Акопов. — Говорят, сволочи, из милиции, а сами пиджак с деньгами сняли и выпрыгнули!

— Так тебе и надо, — вздохнул проводник. — Меньше пей в другой раз.

— Как же я домой поеду? — завопил с новой силой Акопов, размазывая по лицу грязные слезы. — Всю выручку отняли, всю выручку! Три ковра ручной работы! Вай-дод!

— Значит, давно за тобой наблюдали, — сказал проводник. — Может, с самого рынка. Теперь сходить придется. Скоро станция.