Игорь Срибный - Летучие мыши

Настя перевернулась на спину и увидела над головой ослепительно синее небо с легкой рябью облаков, дрожащие от лёгкого ветерка резные листья дубов, кувыркающегося в вышине жаворонка… и заплакала. Это были лёгкие и чистые слёзы… Слёзы счастья…

Настя плакала, уже твёрдо уверовав в то, что скоро увидит Егора и сможет сказать ему всё, что накопилось в её душе. Она уже знала, что не сможет прожить и дня без него, его твёрдого взгляда, его жёстких рук, его непримиримого характера… Она любила его…

Дарья села, охватив колени руками, и всё ещё тяжело дыша…

— Ну, вот и всё, девонька! — сказала она. — Всё произошло именно так, как планировал Сербин. Мы живы! И мы свободны! Вот же железный характер! Поражаюсь, сколько мужества у этого человека!

— Я никогда не задумывалась, что такое мужество, — Настя лежала, глядя в небо. — Как-то само собой подразумевалось, что хорошие люди — мужественные, а плохие — нет. Теперь я знаю, что такое мужество!

— Ну, вставай, Настя! — Дарья легко поднялась с земли. — Не забывай, нам ещё нужно найти ближайшую к нам поисковую группу и привести помощь Егору!

Они вдруг снова услышали автоматные очереди, долетающие из окон «Замка»…

И побежали вниз.

Навстречу им, ломая своими железными телами кусты, поднимались крепкие ребята в чёрной униформе без нашивок и знаков различия, в чёрных масках, с короткими автоматами в руках. Чем-то, то ли силой, исходящей от их литых тел, то ли стальным блеском глаз в прорезях масок, то ли спокойной уверенностью они так живо напомнили Насте Сербина, что она без чувств рухнула на землю.

Когда она пришла в себя, Дарья что-то, торопясь и сбиваясь, рассказывала им.

— Если это тот Сербин, который был моим командиром и учителем в Чечне, — сказал широкоплечий человек, стоящий чуть впереди остальных, — то нам останется только трупы вынести из «Замка».

Услышав эти слова, Настя снова провалилась в глубокий обморок…

Сербин подумал, что жить ему осталось совсем мало. Он не успеет мгновенно развернуться на одной ноге, одновременно уходя с линии огня броском в сторону, и выстрелить в Вазгена. В который раз он пожалел о том, что по воле вот таких же нелюдей, как стоящий позади него подонок, он лишился ноги. В другое время он бы без труда вышел из создавшейся ситуации победителем, но с одной ногой он был лишён этой возможности…

Не хотелось думать, что никогда больше он не увидит чистого весеннего неба над головой, не вдохнёт полной грудью морской бриз, не обнимет хрупкие женские плечи.

«И что теперь?» — подумал он. — «Подводить итоги? Вспоминать удачи и неудачи. А нужно ли это?»

Он нажал на курок, надеясь отвлечь выстрелом Вазгена и всё-таки попытаться развернуться на одной ноге, бросив костыль. Но выстрела не последовало. Боёк щёлкнул вхолостую… Он не рассчитал точно свои выстрелы и расстрелял все патроны. Но почувствовал, как вздрогнул Вазген.

— Что, землячок? — голос Вазгена не излучал былой уверенности. — Патрончики кончились? Ну, брось автомат! Зачем он теперь тебе?

— И что дальше? — Сербин не оборачивался.

— А дальше, землячок, костылик свой тоже брось! И скачи наверх, к окошку! Мне нужно видеть, когда появится команда спасения! Я ведь так полагаю, женщины уже ушли?

Сербин не ответил. Он аккуратно прислонил костыль к стене и, встав к лестнице боком, запрыгал на одной ноге по ступенькам. Добравшись до стены, он встал и, развернувшись лицом к Вазгену, прижался к холодной штукатурке спиной.

— Не стой, землячок! Присаживайся. Ты, наверно, устал?

— Да! — невольно вырвалось у Сербина. Он действительно чувствовал себя на пределе сил и нервов.

Вазген мельком взглянул на тело Салеха, лежащее в луже крови.

— Вот, что бывает с человеком, если его поступками движет жажда мести, а не элементарная логика… А ведь стоило ему запустить тебя наверх, коль уж ты нашёл способ развалить преграду в виде шкафа, и он мог спокойно завалить тебя из засады одним выстрелом!

— Это вряд ли! — сказал Сербин и полез в карман за сигаретами. — Я ещё не разучился стрелять!

— Руки на колени! — заорал Вазген, отскакивая, хотя и так стоял в пяти шагах от Сербина. Ствол в его руках заходил ходуном. — И чтоб я их постоянно видел!

— Да, не нервничай ты так! — спокойно сказал Сербин, доставая сигареты и зажигалку. Он с наслаждением затянулся дымом, откинувшись на спинку стула. Сигарета больше не пахла прелой соломой… — Если я не убью тебя сегодня, это всё равно сделает кто-то другой. Ты не долго проживёшь после меня!

— Как знать, землячок, как знать! — Вазген подошёл к окнам, стараясь всё время держаться в полоборота к Сербину. — Если бы я не забыл снять карабин с предохранителя, тебе бы уже ангелы пели свои песни. Но мне простительно — я же не служил в спецназе, как ты!

Кровь гулко билась в висках Егора, мешая сосредоточиться. Он решил не дразнить Вазгена, чтобы не спровоцировать его на выстрел. Похоже, ему, как и покойному Виталию Ивановичу, каждая минута жизни становилась дороже с каждым прожитым мгновеньем.

— Как же всё-таки неправильно устроена жизнь! — заговорил Вазген. — Мне казалось, что я предусмотрел всё, чтобы стать лидером, вождём. Но мне и в голову не могло прийти, что вот появится на моём горизонте одноногий калека, инвалид, не способный без протеза сделать даже шагу, и поломает все мои планы! Убьёт всех моих сторонников, лишив поддержки… Найдёт способ отвлечь наше внимание и даст уйти своим бабам! И что мне остаётся? Только снова куда-то бежать… Но теперь, опять же, благодаря тебе, мой бег может быть прерван любым ментом, который опознает меня по описаниям — твоим и женщин. И что в этом для меня привлекательного? Где здесь оригинальность действий и поступков?

— Ты сам выбрал свой путь! — пожал плечами Сербин.

— Не перебивай! — вдруг взорвался Вазген. — Я не нуждаюсь в твоих комментариях!

— Вазген, я понимаю, что тебе нужно выговориться, — Сербин старался говорить спокойно. — Но будь добр, делай это цивилизованно. Тебе меня не запугать, и ты прекрасно знаешь об этом. Так веди себя достойно хотя бы в последние минуты своей жизни…

Вазген рассмеялся. Приставив карабин к стене, он достал сигареты и закурил…

— Ты не перестаёшь поражать меня, землячок! — Вазген глубоко затянулся. — Это же надо — иметь такое самообладание! Ты полагаешь, что тебе удача будет сопутствовать всегда?