Гарри Грей - Однажды в Америке

— Что это ты играешь, Косой?

Хайми пожал плечами:

— Не знаю. Просто играю то, что чувствую. Какую-то мелодию, которая вертится у меня в голове.

Патси иронически заметил:

— Никак второй Ирвинг Берлин объявился.

Косой проигнорировал его замечание и продолжал играть. Инструмент зазвучал, как орган, исполняющий кантату Баха. В нем было что-то религиозное. Он все играл и играл, милю за милей, пока нас всех не охватило траурное настроение.

Тут меня осенила внезапная догадка. Я взглянул на Макси. Я почувствовал, как одна и та же мысль пришла нам в голову.

— Косой перекладывает последнее путешествие нашего Бенни на музыку. Это здорово, а, Макс? — сказал я.

Макс наклонился ко мне и полушутя произнес:

— Ты у нас мастер на слова. Попробуй сочинить что-нибудь на этот случай.

Я достал карандаш и маленький черный блокнот. Я почувствовал, как меня пропитывает меланхоличная музыка. Понемногу я начал набрасывать слова, которые, на мой взгляд, подходили к этой мелодии. Когда я закончил, мне показалось, что я чувствую ее вкус на языке, настолько она была мне знакома. Я протянул блокнот Макси и шутливо бросил:

— Оцени мою школьную лирику.

Макси начал низким голосом напевать написанные мной слова под музыку Косого:

Не знаю почему, но воспоминания об этом мрачном случае и нашей песенке вызвали у меня приступ смеха. Я бросил писать и лег в постель. Я очень устал, но не мог заснуть.

Я вертелся в постели, пытаясь забыть о книге. Я снова начал думать о жене Джона. Но эти мысли разбудили меня еще больше и к тому же сильно возбудили. Что, черт возьми, со мной творится? Почему я не могу выбросить из головы эту плоскогрудую шлюху? Стоит мне о ней только подумать, как я уже вне себя. В последнее время я все время на взводе. И что мне теперь делать? Лежать в постели и считать верблюдов?

Я снял трубку с телефона и попросил соединить меня с Суини.

— Да, с Суини, управляющим, — повторил я.

Оператор переключил меня на его номер.

Я сказал:

— Суини, мне что-то не спится. У тебя там нет кого-нибудь в холле? Что-нибудь пухленькое и не слишком безгрудое?

Он усмехнулся:

— Тут таких полно. Кого тебе нужно? Блондинку или брюнетку?

Я засмеялся:

— Выбери сам. Только почище и чтобы в моем вкусе.

Она появилась у меня через две минуты. Я лежал в постели, глядя, как она раздевается.

Она была очаровательной малышкой. Белье у нее оказалось свежим и чистым. Девица скользнула под одеяло.

Тесно прижавшись ко мне, она прошептала на ухо:

— Мне нужно заплатить за квартиру.

На лице у нее появилась милая улыбка, словно милашка хотела извиниться за свои слова.

— Ты хористка и сидишь без работы?

— Да, а как ты узнал? Ты видел меня в шоу?

— Нет, догадался по твоему виду.

Она улыбнулась и вздохнула:

— Что ж, ты верно догадался. Сейчас трудно найти работу.

Я сказал:

— Расслабься, детка, ты получишь больше, чем месячную плату за квартиру. Поскольку я не только догадливый парень, но еще и покровитель всех хорошеньких безработных хористок.

— И к тому же симпатичный, — сказала она с улыбкой.

— За это ты получишь пятерку сверху.

Девица придвинулась ко мне еще ближе и прошептала:

— Ты мне нравишься, большой, красивый, неотразимый, замечательный, умный, чудесный покровитель хористок.

Мы оба разразились смехом. Мы были как старые друзья. Я выключил свет. Она оказалась упругой, мягкой, полногрудой и жаркой.

На следующий день не было запланировано ничего особенного, поэтому мы начали утро с «греческого дурака». Мы играли часа два.

Потом пришел Мо и сказал:

— Снаружи ждет Мойши, поставщик. Он хочет видеть нас, ребята. Похоже, у него проблемы. Выглядит он так, словно его только что обчистили до нитки.

— Мойши? — с сомнением переспросил Макс. — Это тот парень, у которого маленький магазинчик на Тринадцатой улице?

— Да, тот самый, — подтвердил я.

Я помнил его, потому что он жил по соседству с нашим домом на Деланси-стрит.

Появился Мойши. Он действительно выглядел так, словно кто-то здорово его пристукнул. Голова была обмотана повязкой, а один глаз заплыл от синяка. Губы у него так распухли, что он с трудом мог говорить.

Патси насмешливо спросил:

— В чем дело, Мойши? Тебя побила жена?

Я пододвинул к нему кресло и сказал:

— Садитесь, Мойши. Выпейте и расскажите нам о своих проблемах.

Он взял стакан и с благодарностью кивнул. Он крякнул «А!», по достоинству оценив напиток. Только после этого сел и застонал, бормоча сквозь распухшие губы:

— Подрался с женой? Нет, — сказал он, кивнув в сторону Патси.

Косой со смехом спросил:

— Тогда кто тебя так расписал — теща?

Мойши обернулся и посмотрел на Косого. Он печально покачал головой.

Veh is mir. [11] Горе мне (идиш). Со своей тещей я могу справиться. У меня деловая проблема. Я попал в переделку. — Он в тоске раскачивался взад-вперед в кресле. — Это ужасно. Я занял у Натчи пятьсот долларов. Но он взял с меня большие проценты. Я уже заплатил Натчи восемьсот долларов, а он говорит, что я должен ему еще шестьсот. Я ему только возразил: «Это слишком много, Патч», и вот как он мне ответил. — Мойши показал на свою голову и глаз. — Еще шестьсот, сказал Натчи, или он переломает мне все руки и ноги. Что я могу сделать? — Поставщик беспомощно посмотрел на нас, продолжая машинально раскачиваться в кресле. — Я прошу у вас защиты. Я не хочу идти в полицию. Я боюсь туда идти.

— А почему вы решили обратиться к нам? — спросил я.

— Я ходил со своим делом к лидеру из клуба Таммани, и он сказал, что, может быть, вы сможете мне помочь. — Мойши посмотрел на наши лица, пытаясь найти в них искру симпатии. Он прибавил своему голосу патетики и лести. — Говорят, вы замечательные ребята. Может быть, вы мне поможете? А? Пожалуйста. Поговорите с мистером Натчи, чтобы он перестал меня бить.

Косой рассмеялся еще громче:

— Ох этот старина Натчи. Натчи с Тринадцатой улицы — парень не промах. У него совсем нет сердца.

Старик посмотрел на Косого. Он был сбит с толку и задет его смехом.

Макси его успокоил:

— Вы правильно поступили, что пришли к нам, Мойши. Не стоит обращаться в полицию. Натчи всех копов подкупил русскими шарлотками. Они вам не помогут.