Микки Спиллейн - Долгое ожидание

Аппарат проглотил монетку, в трубке раздались длинные гудки, потом бархатный голос сказал:

— Хелло!

— Это Джони. Как ты добралась домой, все в порядке?

Голос сохранил свою бархатистость, но слова были совсем не те, что я ожидал услышать:

— Я очень сожалею, но давайте как-нибудь в следующий раз.

— Венера, это Джони. Помнишь?

— Если вы так настаиваете, я готова увидеться с вами на этой неделе.

До меня наконец дошло, и я спросил:

— Проблемы, детка?

— Да, — сказала она не раздумывая.

— Плохо дело?

Она отвечала так, как будто я спрашивал, любит ли она конфеты.

— Конечно.

— Копы?

— Нет… конечно нет.

— Вешай трубку, Венера. И жди. Через пять минут я буду у тебя.

Я бросил трубку на рычаг, швырнул на прилавок деньги за еду и торопливо выскочил на улицу. Для разнообразия мне повезло. Машин было немного, и я помчался по левой полосе, попав в зеленую волну светофоров. Я быстро доехал до ее дома. Для клиентов, очевидно, было слишком рано, потому что автомобили еще не выстроились, бампер к бамперу, почетным караулом вдоль бордюра. Насчитав всего четыре машины на одной и две на другой стороне улицы, я занял место за новым «Бьюиком», выключил двигатель и вышел на тротуар.

Весь дом был погружен в темноту. Это не бросалось в глаза, потому что больше половины домов на улице смотрели на мир слепыми черными окнами. Но я-то знал, что нужный мне дом не пустовал.

Низенькая коренастая девушка вышла из развалюхи, в окнах которой горел свет, и пошла в мою сторону. Она насвистывала себе под нос и остановилась около меня. Ее улыбка была профессионально приветливой.

— Ищешь кого-нибудь, приятель?

— Может быть. А что здесь случилось? В прошлый раз все сияло.

Она опять сверкнула улыбкой.

— Сейчас ужин. Каждый должен есть, даже мы.

— О!..

— Могу подбросить вас в город, если хотите. Вернемся вместе!

— Нет… Спасибо, я уж как-нибудь. Поброжу пока вокруг.

Она пожала плечами и пошла на другую сторону, к своей тачке. Я дождался, пока она уедет, и только тогда пошел к дому.

Дверь была заперта. Окно рядом тоже оказалось закрытым, но я слегка нажал, и створки чуть раздвинулись, так что я просунул лезвие перочинного ножичка между ними и открыл шпингалет.

Я ни черта не видел. Слышать-то я их слышал отлично, но ни черта не видел. Постепенно глаза стали привыкать к темноте, и предметы начали обретать форму. Я разглядел лестницу и прошел к ней через комнату. Здесь мне стало еще лучше слышно: сдавленные рыдания женщины и злой голос мужчины. Я поднялся наверх, и звуки усилились. Перед комнатой в конце холла, дверь которой открывалась наружу, я смог даже разобрать отдельные слова.

Я ворвался в комнату и увидел их. Их обоих. Серво и Пэкмена. И Венеру.

Она лежала поперек диванчика, всхлипывала, закрыв лицо руками, а Эдди пытался поднять ее, чтобы ударить еще раз. Серво наблюдал за ним с высокомерной презрительной усмешкой, скривив на одну сторону рот.

Если бы он не пытался вытащить из кармана револьвер, он смог бы уклониться от моего мощнейшего свинга. Я попал ему в зубы, и их обломки пробили губы и поранили костяшки моих пальцев. Серво врезался в стену с таким звуком, будто он упал с двадцатого этажа, и остался лежать на полу.

Эдди выглядел как сумасшедший убийца из фильмов ужасов. Он посмотрел на кровь на моем кулаке, потом взглянул мне в лицо. Безумная гримаса оголила его желтые зубы, и он пошел на меня, как и ночью. Как только он сделал первый шаг, я вдруг подумал, что он того же роста, что и человек, стрелявший в меня с крыши. Это первое. И второе: в руке у него блестело лезвие ножа, который он держал низко, как держат профессионалы, так что трудно было предугадать направление удара.

Я не стал пытаться выбить нож ногой, перехватить удар или подставить руки. Я вцепился в краешек подушки на диване и дал ему подойти ближе. Он был слишком взбешен, чтобы думать, и не видел, что я собирался сделать. Когда он выбросил вперед руку с ножом, я подставил подушку, а потом рванул на себя. Оставшись без оружия, он попытался бежать. Он очень старался, но запнулся за мою ногу и растянулся на брюхе. Я прыгнул ему на спину и стал заламывать руку. Сначала он кричал, потом орал, потом хрипел с пеной у рта. Потом оглушительно хрустнула, сломавшись, кость.

Как только это случилось — впрочем, может, я ошибаюсь, — Венера хрипло вскрикнула, и мне показалось, что кто-то содрал с меня скальп.

На этот раз, когда я очнулся, мне было значительно лучше, потому что в воздухе пахло цветами, а моя голова лежала на удобной подушке, которая при ближайшем рассмотрении оказалась ногой женщины. Надо мной склонилось лицо, одна половина которого горела от оплеухи, но все равно это было знакомое прекрасное лицо. Черный водопад волос падал с плеч, я коснулся их, а Венера, увидев, что я жив, улыбнулась, наклонилась и поцеловала меня.

— Он ударил тебя.

— Похоже, здорово.

— Пепельницей. Я крикнула, но…

— Ну, как я его разукрасил?

— Без зубов и весь в крови.

— А Эдди?

Венера еще раз улыбнулась, явно довольная.

— Ты сломал ему руку. Он продолжал кричать, когда Ленни тащил его на улицу. Он все порывался убить тебя и ругал Ленни, потому что думал, что тот уже прикончил тебя.

Я тоже захотел улыбнуться, но моя голова болела слишком сильно. Пепельница валялась на полу, тяжелая бронзовая пепельница, которая превратила бы мою голову в жиденькую кашицу, если бы не бинты, которые смягчили удар. Повязка была разорвана и пропиталась кровью, но, как я уже сказал, я чувствовал себя ничуть не хуже, чем после предыдущих ударов по черепу.

Я покрутил головой и посмотрел на нее.

— Как вышло, детка, что наши друзья оставили меня умирать и не попытались избавиться и от тебя?

— Ты, наверное, еще не очухался, мужчина. В этом городе ты можешь спокойно убить, и это сойдет за самооборону, особенно если имеется под рукой свидетель, который расскажет, как убитый первым набросился на тебя.

— Ты должна была выступить этим свидетелем на суде?

— Жизнь смешная штука. Я еще надеюсь вырваться отсюда и пожить там, где не будет Ленни.

Я опустил голову и закрыл глаза.

— Что они хотели от тебя?

— Спрашивали, почему я якшаюсь с тобой. Они думали, что я имею отношение к тому, чем ты занимаешься.

— Так, так.

Она пробежала пальцами по моему лицу, ласково погладив его.

— Тебе очень плохо?

— Не намного хуже чем обычно.

— Точно?

— Угу.

Венера просунула обе руки мне под голову и осторожно переложила ее на подушку. Затем что-то сделала с лампой, и ее яркость стала уменьшаться, пока не остался лишь слабый намек на освещение — такое бывает в комнате при зарождающемся рассвете.

Она встала и включила магнитофон, двигаясь томно и расслабленно. Стоя перед ним, она принялась раскачиваться в такт тихому, но напряженному ритму нескольких барабанов.