Лоренс Блок - Бриллианты Вольштейна

— Не только вам.

— Скорее всего. Но я лишь хочу сказать, что в Америке жить легче и приятнее, чем в других странах. Полиция, возможно, не отличается честностью, но и не кичится своей продажностью. Они могут пару раз врезать, но не забьют до смерти. И человеку здесь проще жить собственной жизнью, в которую никто не будет совать свой нос. — Он вздохнул. — Не могу сказать, что никогда не предам Соединенные Штаты. Я слишком хорошо себя знаю. Могу и предать, но за очень высокую цену.

На несколько секунд в комнате повисла тишина. Я посмотрел на Мэдди — она ловила каждое слово. Повернулся к Армину. Он затушил сигарету. Я задался вопросом, хотел ли он все это сказать, или его просто понесло?

Армин поднял голову, его глаза ярко блеснули.

— Иногда я становлюсь слишком болтлив. — В голосе слышались извиняющиеся нотки. — Вы задали простой вопрос, а я позволил себе длинную лекцию, в которой не нашлось места ответу. Успокойтесь, мистер Лондон. Я — не шпион, и в брифкейсе нет государственных секретов.

— Это хорошо.

— Значит, все проблемы улажены, преград к нашему сотрудничеству не осталось. Или у вас еще есть вопросы?

— Нет.

— То есть мы работаем вместе? Вы согласны?

— Согласен.

Он вытряхнул из пачки новую сигарету, начал катать ее большим и указательным пальцами правой руки. Не закуривал. Катал и катал. А потом пожал плечами и сунул сигарету обратно в пачку.

— Я слишком много курю. И вообще, трачу даром массу времени. Но очень трудно определить, с чего же начинать. Я хочу дать вам как можно больше информации, но при этом отнять у вас минимум времени. Время нынче дорого. Как для вас, так и для меня. Действия могут принести больше пользы, чем слова. Однако без слов тоже не обойтись. — По очереди он уделил пристальное внимание полу, потолку, своим ухоженным ногтям. Потом посмотрел на меня. — Позвольте мне начать пусть и не с самого начала, но с достаточно далекого прошлого, мистер Лондон. Вы — детектив, и по долгу службы многое знаете как о преступниках, так и о преступлениях. Возможно, вы слышали о драгоценностях Вольштейна?

В глубинах памяти что-то шевельнулась, но я ответил, что никогда и ничего не слышал об этих драгоценностях.

— Франц Вольштейн был вторым сыном одного прусского промышленника. Родился он в самом начале двадцатого столетия. Конечно, его отец не стоял в одном ряду с Круппом или Тиссеном, но фирма у него была достаточно крупная. Старшего брата Франца, кажется, его звали Рейнхардт, готовили в преемники отцу, поэтому он набирался опыта, работая под началом старшего Вольштейна. Францу особого внимания не уделяли. И в начале тридцатых годов он прибился к печально известному австрийскому фельдфебелю. Или, если хотите, Шикльгруберу. Франц Вольштейн не отличался ни умом, ни хорошими манерами. Среди последователей фашизма и то, и другое редкость. Его единственным достоинством была абсолютная преданность этой сомнительной идее. Франц не стал важной шишкой, но сумел подняться на уровень, который гарантировал ему безбедное существование. Обладая внешностью истинного арийца: высокий рост, светлые волосы, синие глаза, он поступил в СС, элитную гвардию Гиммлера. А во время войны его назначили заместителем коменданта одного из больших концентрационных лагерей. Вроде бы в Бельзене, но точной уверенности у меня нет. И вот тут выяснилось, что, служа идее, Франц старался не забыть и себя. Он крал.

Я раскурил трубку.

— Вы что-то говорили о драгоценностях.

— Совершенно верно, — кивнул Армин, но продолжил рассказ, словно его и не прерывали. — При поступлении в концентрационный лагерь у заключенных конфисковывались все ценности. После их ликвидации в газовых камерах выдирались даже золотые зубы. Теоретически собственность заключенных автоматически становилась собственностью Третьего рейха, но практика зачастую расходилась с теорией. Геринг, к примеру, ограбил всю Европу, собрав прекрасную коллекцию произведений искусства. Охранники брали часы для себя, браслеты для жен и любовниц. Франц Вольштейн следовал установившимся правилам. Особенно его интересовали драгоценные камни. Если заключенному, попадающему в лагерь Вольштейна, удавалось сохранить при себе драгоценности, в итоге они оказывались в сейфе заместителя коменданта. — Армин поднялся, глубоко вдохнул. — Дела у Вольштейна шли прекрасно, чего нельзя было сказать о нацистской Германии. Война подошла к концу. И Вольштейн, верный служака государственной машины, превратился в преследуемого преступника. Конечно, его искали не так активно, как Бормана, Эйхмана или Гиммлера. Но в списках разыскиваемых его фамилия значилась. Жена его как раз забеременела и стала обузой. Он оставил ее в Германии, собрал драгоценности и бежал из страны. Добрался до Мексики. Но политический климат вскоре изменился, и через несколько месяцев ему пришлось вновь сниматься с места. На этот раз он выбрал страну, особенно благоволившую к бывшим нацистам. Он выбрал Аргентину.

Я вытряс трубку, коротко взглянул на Мэдди. Слушала она внимательно, так же, как и я. Но мне бы хотелось, чтобы он поскорее добрался до главного. Баннистер и брифкейс казались мне куда более важными, чем вороватый нацист и его драгоценности.

— Аргентина стала ему вторым домом. Он встретил там много соотечественников. В Буэнос-Айресе половина населения говорила на немецком. Вольштейн обжился, купил себе хороший дом в респектабельном пригороде, женился на местной женщине, позабыв развестись с женой, которая осталась в Германии. Изменил имя и фамилию, став Гансом Линдером, основал импорто-экспортную фирму. Ходили слухи, что фирма эта занимается контрабандой, в том числе и наркотиков, но никто ничего не доказал. Как бы то ни было, коллекция драгоценностей Вольштейна-Линдера росла. Вроде бы они хранились в стенном сейфе на втором этаже его дома.

— И кто-то ограбил сейф?

— Не совсем так, мистер Лондон. Вольштейна не забыли. Группа израильских агентов, вроде той, что поймала Эйхмана, продолжала розыск бывших эсэсовцев, в том числе и Вольштейна. Два агента проследили его путь до Мехико, но там следы Вольштейна затерялись. А несколько лет спустя агенты вновь вышли на него, уже в Буэнос-Айресе.

Память пришла мне на помощь.

— Теперь вспомнил. Случилось это год тому назад. Его нашли мертвым в Аргентине и опознали как Вольштейна. «Таймс» дала об этом маленькую заметку.

Армин, улыбаясь, покивал.

— Совершенно верно. Писать было не о чем. Израильтяне не собирались устраивать над ним суд, как над Эйхманом. Птица не того полета. Они ставили перед собой другую цель — рассчитаться с Францем Вольштейном. Поэтому выследили его, ворвались в дом, убили и бросили. На сенсацию такое не тянуло. Официальные лица Аргентины отрицали, что убитый — Вольштейн, чтобы избежать обвинений в том, что они укрывают военных преступников. Утечку информации допустили израильтяне, но особого резонанса она не вызвала.