Андрей Щупов - Охота на волков

До сих пор тишина и безмолвие являлись их собственными союзниками, враг всегда возникал громогласно, визгом и воплями оповещая окрестности о творящемся, выдавая тем самым гнев и неуверенность. Здесь же происходило обратное, и, вероятно, паника начинала закрадываться даже в самые опытные головенки мелкорослой братии. Дыша, как разогнавшийся паровоз, Леонид продолжал месить унтами снег. Преследуемые все явственнее отрывались от него. Впрочем, он и не надеялся кого-нибудь поймать. Да и зачем? Страх беглецов являлся главной его целью. Именно первый пережитый страх заставляет иных сопляков крепко призадуматься. Рефлексы — не выдумка высоколобой профессуры. Когда за то, что именуется нехорошим, поощряют подзатыльниками или ремнем, «нехорошее» мало-помалу превращается в табу и совершается реже. Всегда и везде. Первейший просчет воспитателей — не в ремне или в отсутствии оного, просчет — в собственной шкале «хорошего» и «нехорошего», просчет — в равнодушии к судьбе воспитуемого. Общество, как полагал Леонид, вообще никого не воспитывало. Общество едва-едва следило за собой, перекуривая в коротких паузах между зубодробительными войнами, с ухмылками подсчитывая трофеи и количество убитых. Нюансы, из которых складывалось главное, текли самотеком, а кнут с пряниками чередовались в совершеннейшем беспорядке.

Последний из подростков прыжком скакнул на вставший поперек пути забор и, оцарапав ладони о колючую, вьющуюся поверх деревянных зубьев проволоку, скрылся из виду.

— Зашибу, жабы! — Леонид смаху саданул по забору ногой, заставив сколоченные доски грохочуще пошатнуться.

Он напугал их, отвадил от злополучного гаража, а большего ему и не требовалось. Отпыхиваясь, Леонид повернул обратно. Сердце медленно успокаивалось.

Выбравшись на проспект, некоторое время он наблюдал за мальцами, цепляющимися к «колбасе» трамвая. Здесь же вдоль тротуара журчал мутный канализационный поток. Отнюдь не у всех он вызывал отвращение. Возвращающиеся с уроков сорванцы, волоча за собой избитые и исчерканные непотребными словами ранцы, зачарованно двигались вдоль вонючего течения, наблюдая за спичечками и щепочками, которые именовались у них яхтами, крейсерами и шхунами.

Леонид не без зависти проводил их взглядом. С упреком покосился на собственные унты. Солнце в этот день жарило не по-зимнему ярко, и, непривычные к оттепелям, унты все более не выдерживали, начиная потихоньку промокать. В голове вспорхнула притягательная идея обзавестись собственной машиной — хоть той же самой «Окой», которой отчего-то чураются автомобильные снобы. Транспортное средство значительно скрасило бы его суетные будни, сведя к минимуму риск ночных патрулирований. Не слишком полагаясь на собственные ноги, он сознавал, что в качестве запасного варианта бензин и колеса могли бы здорово его выручить.

Взгромоздившись на привычную карусель, мысли гурьбой накручивали круг за кругом, хором гомоня об одном и том же. Леонид пересекал улицы, сворачивал в малоизученные дворы, а распаленное воображение подбрасывало один кровавый натюрморт за другим. Вооруженная свалка, внезапное появление милиции, машины, караулящие припозднившихся гуляк, команды шакалов, налетающие без предупреждения, без джентльменского приглашения выйти поговорить…

Минуя тупички и проулки, он машинально разрабатывал возможные варианты спасения. Заинтересовавшись той или иной выдуманной ситуацией, петлял, в подробностях рассматривая детали городского ландшафта, трогая рукой штакетины, примеряясь к крышам гаражей и сарайчиков. Главным элементом любой операции являлось благополучное бегство с места происшествия. Здесь важно было учитывать все — даже самое незначительное: окна окружающих домов, через которые его могли видеть потенциальные свидетели, путь отступления, по возможности зигзагообразный, не позволяющий преследователям ни прицелиться, ни разогнаться, ни рассмотреть как следует фигуру преследуемого. Особое внимание Леонид уделял заборам, кустистым палисадникам, сугробам, которые в определенных обстоятельствах могли и прикрыть, и подвести. На иных заснеженных тротуарах следы читались с отчетливой ясностью, и таковым он, разумеется, предпочитал улицы, где всяческие отпечатки подошв терялись среди миллионов прочих. След не держали лужи, след не держал щебень. Зато там, где в сотый раз рыли траншеи, чиня гнилые трубопроводы, ковыряясь в испорченных муфтах, справа и слева темнели глиняные отвалы, а глина может тянуться за убегающим очень и очень долго. В спешке ее не счистишь, а прижмут к стеночке улыбчивые шерлоки — и не отопрешься!

Метро, в которое Леонид забрел, сам того не заметив, несколько изменило ход мыслей. Теперь он исподтишка разглядывал женщин. Странно, но наверху они всегда казались ему менее интересными. Возможно, так влияли на него городские улицы — пространство без сомнения более суетное, нежели электрифицированные катакомбы. Впрочем, можно было предположить, что вагоны с эскалаторами действительно привлекают большее количество красивых женщин. Подобное он отмечал и в Москве, и в Ленинграде, и в Киеве. Положительно подземелье влечет слабую половину! Чем именно — не ясно, но влечет.

Вспомнилась Ольга, и душу омыло чем-то сладким, давным-давно позабытым. Восхитила одна тень ее образа, сердце заворочалось проснувшимся лягушонком, изготавливаясь к космическому прыжку. Оттаивая, вчерашний головастик трепетал в предчувствии близящегося тепла. Господи, если б не Сашка!…

Леонид остановился, заставив споткнуться идущего за ним человека. А если забежать к Максимову?… Он ухватился за идею, как хватаются за спасительную соломинку. Даже непродолжительного общения с Сергеем хватило, чтобы признать превосходство последнего в сердечных делах. Леонид никогда не сказал бы об этом вслух, но внутренне все же признавал свою неосведомленность в женских вопросах. Максимов, судя по всему, кое-что в этом смыслил. Знатока можно угадать сразу — по паре-тройке черт.

Поддавшись порыву, Леонид вышел из электрички и поспешил к плывущим ступеням. Мысленно на секунду стал циником и усмехнулся. И тотчас уличил себя в неком неискреннем позировании. Осуждая себя, человек зачастую лишь играет в осуждение, но и, понимая эту самую игру, не может удержаться от того, чтобы не осудить себя вторично. Масло масленное, риск проиграться вконец. Как нащупать дно, если дна нет? И чем заполнить пустоту, если бес ушел за семерыми дружками?

Так или иначе, но Леонид ощутил облегчение, сообразив, что неприятным грузом можно поделиться с посторонним человеком. Делиться ношей — вообще традиционное занятие большинства живущих на земле, и усмехался Леонид именно потому, что ясно отдавал себе отчет: не за советом спешил он к новоявленному приятелю, за тем, чтобы поделиться грузом.